– Где милорд Лестер? Кажется, я некоторое время его не вижу.
Он явился ко двору, и она была любезна с ним, но не более того.
Лестер в упадке, ехидно говорили его враги.
И вновь королева вела себя так, будто он значил для нее не больше, чем любой другой придворный.
Суссекс открыто насмехался над ним, а королева смотрела на это.
Антагонизм возрастал. Роберт попросил своих сторонников носить голубые кружева, чтобы он мог немедленно узнать их и отличить от любого чужака. Норфолк надел на своих людей желтые кружева. Между двумя фракциями постоянно возникали ссоры: и королева отчитывала Роберта не менее сурово, чем Норфолка.
В отчаянии Роберт попросил разрешения покинуть двор и, к еще большему своему огорчению, его получил.
Он поехал в Кенилуорт, спрашивая себя, закончилась ли его мечта. Ему казалось, что королева не только никогда не выйдет за него замуж, было похоже, что она его вдруг сильно невзлюбила.
Роберт старался занять себя, увеличивая замок и расширяя парки. Потратил на благоустройство тысячи фунтов, превратив Кенилуорт в одно из самых великолепных мест в стране. Но его относительно спокойная жизнь здесь длилась недолго – оказалось, что впереди Роберта ждут еще большие неприятности.
Однажды в замок прискакал его родственник и слуга Томас Блаунт с сообщением, что один человек покаялся Норфолку и Суссексу, что ради графа Лестера он скрыл преступление. Речь шла, естественно, об убийстве Робертом его жены Эми. И этот человек, напавший на него, сводный брат Эми, Джон Эпплъярд.
– Он говорил об этом в Норфолке, милорд, – рассказал Блаунт. – Но когда такое известие достигло ушей этих благородных лордов, они, не теряя времени, разыскали Эпплъярда и пообещали наградить его, если он повторит в суде города Лондона то же, что он поведал своим деревенским друзьям.
Роберт кисло рассмеялся:
– Подумать только, а я еще награждал этого человека! Он обязан мне многими землями и богатствами. В последнее время Джон время от времени обращался ко мне за помощью, но поскольку я оставил двор, то не мог отвечать на его просьбы с той же готовностью, что и прежде, и он, должно быть, решил мне отомстить.
– Милорд, – сказал Блаунт, – вам следует отрицать это обвинение. Вы делали так прежде, должны делать и впредь.
Роберт, пожав плечами, отозвался:
– Когда-то я был другом королевы, но больше не наслаждаюсь этой привилегией. Теперь я понимаю: если бы не она, то мне не удалось бы спастись от моих врагов и тогда, когда Эми умерла.
– Но если бы не она, Эми не умерла бы! – яростно воскликнул Блаунт.
– Вердикт гласил: «Смерть от несчастного случая»! – напомнил Роберт.
Но он впал в апатию. Первый раз в его жизни женщина пошла против него, не желая больше его общества, стремясь избавиться от него.
Роберт старел. Он уже не был тем человеком, что прежде. Часть отчаянного стремления жить теперь покинула его.
Оставшись одна со своей госпожой, Кэт сказала, что это как в старые времена, когда ее дражайшую леди еще не именовали публично ее величеством и называть ее так позволяли себе только самые близкие люди.
– Я помню это, Кэт, – ответила Елизавета.
– А карты, дражайшая леди?
– Да, и карты.
– А теперь у нас есть мастер Корнелиус Ланой, который обещает сделать эликсир, и вам больше не нужно, чтобы бедная старая Кэт Эшли погадала вам на картах.
– Он сделает его, Кэт, как ты думаешь?
– Эликсир вечной жизни и молодости? Ну, если сделает, то ничьи губы, кроме ваших собственных милых губ, не должны его коснуться. Потому что, если такой эликсир станет всеобщим достоянием, нам от него будет не много толку. Если все станут жить вечно и будут вечно молоды, покажется, будто время остановилось.
– Да, – откликнулась Елизавета, – только королева выпьет микстуру Ланоя! Ну, может быть, я позволю моей дорогой старушке Кэт сделать глоточек в память о прошлых временах.
– Только глоточек, мадам!
– Может, два глоточка, поскольку что я стану делать без тебя? Если я собираюсь жить вечно, то со мною должна быть ты.
– Этот человек мошенник, мадам.
– Неужели, Кэт? Возможно, ты права.
– Вы верите ему. Ведь ваше величество считает, что все то хорошее, на что мы надеемся, все равно уйдет. Может быть, в этом и лежит тайна величия. Другие как говорят? «Этого не может быть». А Великая Елизавета говорит: «Так будет!» И потому что она и ведьма, и богиня, есть вероятность, что она окажется права.
– Ты говоришь как придворная, Кэт.
– Ах, любовь моя, вы потеряли еще одну бусину с платья. Это рубин с бриллиантом, могу поклясться. А я хотела закрепить его на той золотой парче, которую вы наденете сегодня вечером. И разве я говорю как придворная? Но придворные теперь уже не говорят так, как прежде.
– Что ты имеешь в виду?
– Тот, который говорил лучше всех и чьи слова нравились вашему величеству больше всех, кого я только знаю, теперь уже не с нами.
Елизавета промолчала.
– Я уверена, он тоскует вдали от двора, – проговорила Кэт.
– Наверняка развлекается с женщинами в округе Книлуорта, – резко отозвалась королева.
– Вам не следовало так ревновать к Летиции Ноллис, моя милая.
Елизавета резко повернулась, ее глаза сверкали, в них блестели слезы; она дала Кэт пощечину. Кэт приложила руку к щеке и состроила гримасу. Но потом сказала:
– Какая жалость! Эта бусина из рубина и бриллианта потерялась, а они были парные.
– Ох, помолчи!
Кэт повиновалась, и Елизавета через некоторое время взорвалась:
– Что ты там стоишь и хмуришься? Почему не говоришь о нем, если тебе так хочется?
– Ваше величество дает мне милостивое позволение говорить об этом человеке?
– Что такое ты хочешь о нем сказать?
– Грустно видеть, как ваше величество мучается из-за него.
– Я мучаюсь из-за него? Пусть мучается эта волчица!
– Какая, ваше величество?
– Эта потаскуха, эта распутная женщина, эта Летиция… или как там ее зовут? Она замужем за кем-то… За Херефордом, кажется, так? Мне его жаль! Мне его жаль!
– Ах! – вздохнула Кэт. – Так печально видеть мужчину, когда-то гордого, а теперь упавшего низко. Псы хватают его за горло, миледи. Они потащат его к смерти и бесчестию, если я не ошибаюсь.
– Псы? Какие псы? Кэт прошептала:
– Его великая и могущественная светлость Норфолк. Милорд Суссекс. Милорд Арундел. Вот те псы, которые разорвут нашего красавчика джентльмена на части. Разве ваше величество не знает, что они взяли Джона Эпплъярда и стали его допрашивать? Он клянется, что помог скрыть убийство его сводной сестры ради Роберта Дадли.
Елизавета уставилась прямо перед собой. Этого не должно быть. Старый скандал не может возникнуть вновь. Нельзя допустить, чтобы Эми Робсарт вытащили из могилы и запачкали честь королевы.
– Ну вот, – продолжала Кэт, – я и говорю, печально видеть великого человека падшим. Но что это, слезы в ваших прелестных глазах, моя милая? Ну, ну, успокойтесь! Не важно, что ваша Кэт видит их. Вы думаете, что обманули ее? Вы любите его и думаете, что он любит Летицию больше, чем вас… или любил бы, будь она королевой.
Елизавета вдруг положила голову на плечо Кэт и прошептала с ужимкой:
– Двор без него так скучен, Кэт. Эти… все остальные…
– Они не такие, любовь моя.
– Все не такие, Кэт. Мы были вместе в Тауэре, разве не так? Могу ли я забыть его?
– Разумеется, нет.
– Хинидж…
Кэт презрительно присвистнула, подражая своей царственной госпоже:
– Смазливый мальчик, и ничего больше! Львица развлекается с хорошеньким щенком. Но у лорда Лестера есть враги, дражайшее величество. Псы хватают его за горло. Они говорят: «Львица отдала его на произвол судьбы».
Елизавета поднялась. Ее глаза сияли, ей было приятно, что ее желания и здравый смысл совпадают.
– Мы вернем его ко двору, – заявила она. – Я призову его обратно. Я не позволю псам схватить его, Кэт. Ты увидишь, как они отползут от него. Что касается мастера Эпплъярда, он еще пожалеет, что покинул свои сады! Кэт, больше никаких скандалов быть не должно. А граф Лестер должен забыть о своем высокомерии. Я этого не потерплю.