«А Оля говорила, наоборот», — отметил про себя Федя.
— Так вот, продолжал Саша свой рассказ, — он разработал какую-то замечательную программу, точнее пакет базовых программ, на основе которых можно было строить что угодно. Хочешь — мощные игры, хочешь — управленческие программы, хочешь — бухгалтерию. Причем доработка базисной программы до конечной специализированной занимала очень мало времени. Представляешь, что это за находка для электронного издательства или еще чего-нибудь в этом роде? Не знаю уж, как так получилось, свои домыслы оставлю при себе, но факт тот, что воспользовался этими программами Толоконцев, а лабораторию Дурищева закрыли. Вот так.
— И что, бедная Катя так осерчала на это, что решила испортить Оле жизнь? — спросил тогда Федя. — Оля-то чем тут виновата?
— Я Катю не оправдываю, — Саша сделал вид, будто не заметил язвительных ноток в Федином голосе. — Только у Дурищева после этого все пошло вкривь и вкось. Начал он пить. Мама Кати, чью фамилию она и носит, нетрудно догадаться, почему… Так вот, эта мама со звучной фамилией заявила Дурищеву, что он своей фамилии соответствует полностью, и так у них получилось, что бывший компьютерный гений развелся с женой. Она ему даже дочь видеть запретила, встречались они только в лаборатории, куда он перешел. Катю там все знали и любили. Но в конце концов Дурищев ушел и оттуда, видно, тяжело ему далось его фиаско. Он даже уехал из Москвы, жил в какой-то деревне без всяких чудес электроники и спивался потихоньку.
Саша увлекся своим рассказом, и Феде уже не нужно было задавать вопросы. Он понял, что Губин действительно имеет все шансы стать журналистом или писателем: на глазах у Феди рождался будущий рассказ или очерк.
— Но вот взяла Дурищева тоска, — продолжал Саша, — по дочке заскучал, наведался в Москву, в старую лабораторию. Его там встречают, привечают, обнимают, расспрашивают, как жизнь, зовут обратно. А он спрашивает: где дочка моя, как она? Заходит, отвечают ему. Каждую пятницу прибегает и работает здесь на компьютере. А в каникулы так вообще из-за него не встает. Хочешь посмотреть, что она делает? Хочу, отвечает Дурищев: сам ведь учил дочку, она способная девочка была.
Его подводят, он садится на Катино место, отыскивает ее работу и находит все файлы, которые она переслала Оле, и хакерский сервер собственного изготовления. С ним истерика. Потому что Дурищев — человек порядочный и никому не желает зла, а главное — ему становится страшно за Катю. Он неплохо знает Толоконцева. Где дочка, кричит он. А ему отвечают: да вы разминулись. Вчера, в понедельник, забегала, а теперь появится только в пятницу. Дурищев бежит по старому адресу своего жительства, а жена его не пускает. Не открывает даже, говорит, чтоб я тебя никогда больше не видела, милицией грозится. Он хочет предупредить ее, но Марина Степановна захлопывает перед ним дверь.
— Катину маму зовут Марина Степановна? — перебил Сашу Федя.
— Да, она ваш завуч, а ты не знал? После этого Дурищев идет искать дочь в школу, а ее там нет. Он не знает, что Катя заболела, и решает, что мать просто услала ее куда-то, чтобы воспрепятствовать встрече с отцом. Зато он знает, что Катя учится в одном классе с Олей Толоконцевой, и пытается поговорить уже с ней. Но с дочерью бывшего коллеги Дурищев незнаком. Он расспрашивает местных сплетниц, и те выбалтывают ему, что Оля ездит на «Мерседесе», а вечером гуляет с собачкой в соседнем лесу. Дурищев примечает девочку, садящуюся в «Мерседес»…
— Стоп, — опять перебил Федя. — Зачем он ее примечает? Он же видел в файле Олину фотографию, где она бежит к пруду.
— Да, — согласился Саша, — но на этой фотографии Оля снята со спины. Катя похитила эти фотографии, когда Олю еще не оградили от всего мира и девочки ходили к ней в гости. А потом подкинула обратно, никто даже не заметил. Ладно, вернемся к Дурищеву.
Он откладывает разговор до вечера, когда Оля должна появиться одна на лесной тропинке. Там его и хватает охрана Толоконцева — Виктор в очередной раз проявил бдительность. Сразу отвозят на дачу и по указу Толоконцева держат под замком. Чтобы обелить свою дочь, Дурищев оговаривает себя. Но Толоконцев не спешит отпускать его, он, видимо, чего-то боится: скорее всего дело с пакетом базисных программ действительно было не чисто.
— Неужели теперь ничего нельзя доказать? — спросил Федя.
— Вряд ли. Дело давнее, все быльем поросло. Надо еще, чтобы кто-то захотел что-либо доказывать. Впрочем, я попробую поднять этот вопрос в нашей газете.
Федя посмотрел на Сашу с уважением, а тот продолжал: