— Простите, — сказала она, явно стушевавшись. — Я проходила мимо… Мне показалось… Пожалуйста, занимайтесь!.. — По-видимому, она слышала пение. А именно, как пела «немка». Потому что она еще раз повторила: — Простите.
При ее появлении весь класс встал. А «немка» покраснела до корней волос.
— Мы занимались, — пролепетала она.
— Садитесь, — кивнула Малявка. — Я всего на одну минутку. Посижу и сейчас уйду. Продолжайте заниматься, будто меня здесь и нет.
Она присела рядом с Филькой, чуть потеснив его. Такое соседство Фильку обескуражило, он хотел отодвинуться подальше, но тотчас угадав его намерение, Малявка поймала за руку и придержала. Она сидела прямо, глядя перед собой и этим как бы указывая Фильке, что и он должен сидеть так же.
«Немка» уже успела взять себя в руки. Серьезная, собранная, она окинула взором присутствующих и сказала:
— Запишите, пожалуйста, задание на следующий раз. Страница тридцать два. Стихотворение «Дер винтер» выучить наизусть… А сейчас я вам почитаю. Чтоб вы почувствовали, как великолепно звучит этот прекрасный немецкий язык, язык, на котором разговаривали величайшие ученые и писатели, композиторы, поэты, философы, такие великие люди, как Шиллер, Гете, Бетховен, Энгельс и Карл Маркс. Это был их родной язык.
Этот язык знали Тургенев и Толстой. Им владел Владимир Ильич Ленин.
Она открыла учебник и стала читать. Филька скосил глаза на сидящую рядом Малявку. И та снова поймала его руку.
— Да нам в столовую надо идти, на дежурство, — прошептал Филька.
— Кому?
— Мне, Егорову и вот Вальке.
— Отпустите, пожалуйста, их, — тоже шепотом попросила Малявка прервавшую чтение и повернувшуюся к ним «немку». — Им в столовую.
Филька и Валька тотчас проворно выскочили.
— А Егорова сегодня нет, — подсказал кто-то.
— Я вместо него, — поднялся Аристид.
«Немка» кивнула, разрешая им выйти. Малявка тоже встала.
— Я вас попрошу, зайдите, пожалуйста, ко мне после урока.
13
В столовой дежурили поочередно ежедневно по нескольку человек из тех, кто получал дополнительное питание. Дежурные должны были минут за десять — пятнадцать до начала большой перемены получить из раздаточного окна на кухне сразу на всех то, что полагалось на обед, расставить на столе, приготовить вилки и ложки, разложить хлеб. А затем, когда прозвенит звонок и когда оголтелая толпа примчится к столовке, построить своих ребят и всех разом запустить в зал. Опаздывающих здесь не должно быть. Да их и не бывало. Уж что-что, а вот вовремя прибежать на обед, это почему-то успевали все.
Когда дежурные по пятому «б» пришли в столовую, здесь уже во всю «работали» ребята из пятого «а». Выстроившись в цепочку от раздаточного окна до длинного, как в солдатских казармах, наспех сколоченного стола, они передавали по рукам алюминиевые солдатские миски с супом, отсчитывая количество переданных.
— Три, — на мгновение мелькнув в окне, считала краснолицая распаренная повариха-раздатчица, передавая очередную миску.
— Три, — хором повторяли за ней мальчишки.
— Четыре!
— Четыре!
Но так продолжалось обычно только до счета «пять». А после этого все несколько менялось.
— Семь! — по-прежнему громко выкрикивала раздатчица.
— Шесть! — откликались ей.
— Восемь!
— Семь!
— Девять!
— Восемь! Шесть! Семь!
Все это делалось в тщетной надежде на то, что раздатчица собьется в счете и удастся «закосить» одну лишнюю порцию супа. Однако если это и случалось, то очень редко.
Вот и сейчас слышалось, как выкрикивали в этой своеобразной игре:
— Шестнадцать!
— Пятнадцать!
— Семнадцать!
— Тринадцать!
А вся компашка из пятого «б» стояла и ждала, ревниво следя, получится что-нибудь у их предшественников или нет.
— Э, пацаны, пацаны! А что я видел! — тормошил Вальку и Аристида возбужденный и озадаченный Филька. И он рассказал про чертежик, который подметил у «немки». — Откуда он у нее?
— Может, Малявка дала, — предположил Валька.
— Да нет, почерк не ее. А потом, откуда же она знала, что Егорова сегодня не будет, если он только вчера вечером ногу вывихнул? И ты тоже не знал.
— Я? — удивился Валька. — А при чем здесь я?
Но здесь их окликнули, подошла очередь, и они побежали к раздаточному окну.
Кто бы ни дежурил, а Филька неизменно первым стоял у окна. Принимая тарелки, он выкрикивал счет, а за ним повторяли уже все остальные.
— Восемь, — где-то еще у плиты произносила раздатчица, звякая черпаком.