— Иван Васильевич, что это такое? Что это значит?
Нет, она не крикнула, она просто сказала возмущенно, но голос у нее был таким зычным, какой бывает у громкоговорителей на пригородных платформах.
— А что, Веруня? В чем дело? — мягко спросил начальник и указал на стул. — Садитесь.
— Как что? — рыкнула она, не реагируя на предложение. — Как что? Я случайно узнала в отделе кадров, что к нам приходит на работу новый техник, вы знаете, он мне нужен позарез, и еще спрашиваете что?
— Техник всем нужен. Тебе же известно, какая это у нас дефицитная единица.
— Конечно, я не первый год живу! И когда кончатся эти безобразия?!
— Кстати, ты напрасно шумишь, он будет работать в вашей группе, с Инной Николаевной. Это уже решено.
— Прекрасно! — она фыркнула струей дыма, будто маневровый паровоз. — Это прекрасно! Не пошумишь, разве что-нибудь получишь! Закон природы!
— Кстати, вот и он сам, — указал на меня начальник. — Познакомьтесь, пожалуйста.
Веруня повернулась ко мне, скептически осмотрела.
— Давай лапу! Вера Дралина! — И как клещами даванула мою руку. — Это ты лез в окно? Ну, молодец!
— Так на чем мы остановились? — спросил меня Иван Васильевич. Он хотел еще что-то сказать, но зазвонил телефон. Иван Васильевич снял трубку, зачем-то заглянул в то отверстие, откуда обычно раздается звук, а в другое сказал тоскливо:
— Слушаю. — Трубка побулькала что-то, а Иван Васильевич закричал: — Знаю я вас, знаю! Нет уж, извините! Лучше я сам приду, на месте всё и решим. Я сейчас приду. Да, да, сейчас, немедленно!
Он положил трубку и сказал мне:
— Придется подождать. Посидите, пожалуйста.
Он ушел, а я стал осматриваться. Я сидел в большой проходной комнате, справа и слева было еще по комнате. В одной из них кто-то беспрерывно тихонько насвистывал.
Стол начальника стоял торцом к окну. Напротив еще несколько столов, расставленных один за другим, как школьные парты, и несколько верстаков. На верстаках лежали приборы, блоки и паяльники. На одной из стен была прикреплена вырезка из журнала — портрет Хемингуэя.
Пока я осматривался, посвистывание в соседней комнате стало громче и оттуда вышел гражданин, похожий на профессора Филютека, каким его рисует польский художник Ленгрен. Правда, без бородки, но такой худенький, маленький и в черном костюме-тройке. Заложив в карманы руки и упоенно насвистывая, он прошелся по комнате, никого не замечая, удалился в свою комнату и снова вернулся. Чувствовалось, что он находится в таком состоянии, в каком бывают соловьи, когда к ним можно подойти и голыми руками снять с ветки. Посвистывая и как бы сосредоточенно рассматривая что-то внутри себя, он остановился рядом со мной, вдруг умолк и очнулся. Удивленно огляделся, увидел меня и спросил скороговоркой:
— А, новый сотрудник?
— Да.
— Из техникума?
— Да.
— Какой техникум кончали?
Я ответил.
— Это у вас там преподавал… как его фамилия? Драгун?
Я ответил, что у нас такой не преподавал.
— Впрочем, кажется, его фамилия не Драгун, а Улан?
— Нет, и Улана у нас не было.
— Милейший человек! Вам просто повезло! Впрочем, ошибаюсь, и не Улан, а Гусар. Да, Гусар! Вспомнил!
— Нет, и Гусара у нас не было.
— Энциклопедический ум! Стоп, не Гусар, а Казак!
— И Казака у нас не было, и Стрельца!
— Стрелец? Как, вы и Стрельца знаете? Тоже у вас работал? Оригинальная личность! Между прочим, Бетховена знает, как никто! Помните? Бетховен… Лунная соната. Колоссально! Особенно вот это…
Он склонил голову и засвистел. И потихоньку, незаметно так, отключился, стал похож на соловья, которого берут с ветки руками, опять его понесли куда-то ноги, он случайно завернул к себе в комнату и там застопорился. Теперь оттуда непрерывно звучал Бетховен.
Начальник вскоре вернулся.
— Извините, что немного задержался, — сказал он мне. — Так вот… Значит, будете работать у нас. Наша лаборатория занимается разработкой индикаторов. Сейчас вы будете работать с Инной Николаевной. Она вас со всем подробно ознакомит.
Мы прошли в комнату, противоположную той, где все еще посвистывал Филютек.
Инну Николаевну, наверно, всю жизнь кормили только пирожными, настолько она была белой, нежной и пышной. И так нелепо выглядели рядом с ней все эти черные громоздкие приборы, большущие ящики выпрямителей, вольтметры, у которых стрелки торчали как пальцы с давно нестрижеными ногтями.
Мы поздоровались.
— Как дела? — спросил у Инны Николаевны начальник.