— Вообще-то мы не играем, — уныло сказал мне вялый, будто бы только что проснувшийся парень.
Но я второй раз крюком направил мяч в корзину, и парень умолк.
Мы чуть покидали, и парень, вдруг ожив, предложил:
— Давайте трое на трое.
Но нас было только пятеро. И тогда я сказал:
— Ладно. Давай попробуем мы с тобой вдвоем.
Мы переигрывали тех троих, и это было здорово!
Но тут возле площадки появилась Дралина.
— Молодец! — крикнула она мне. — Давай, давай, дави, новенький! Правильно! Не толкайте его, не смейте!
Она металась по бровке, размахивая руками. И как-то так само собой получилось, что оказалась на площадке. Я так и не понял, за кого она играла, у всех отнимала мяч, через минуту мы были истыканы, избиты ее острыми локтями и коленями.
— Давай, давай! Дырка! На меня пас! Команда решето! — гремела она жутким басом и мчалась то к одному, то к другому щиту. Мы не могли за ней уследить.
И все-таки, наверное, я играл прилично. Потому что, когда мы уходили с площадки, ко мне подошел человек с грустным лицом, придержал за рукав и спросил:
— А в шахматы сможешь так играть?
— Нет.
Тогда он поморщился и сообщил мне доверительно:
— У нас первой доски нет. А завтра районный турнир. Может, в городки сумеешь?
Я ответил, что даже не пробовал. Он вздохнул печально:
— У нас первой биты нет. Скоро первенство района. А в обществе охотников и рыболовов состоишь?
— Нет.
Тогда ему стало и вовсе кисло.
— Вообще-то ты парень не промах! Сразу видно, гвоздь. Тебя надо иметь в виду.
— А ты кто?
— Председатель спортсовета.
Он исчез, а я пошел в лабораторию.
У дверей лаборатории стояли две девушки, одной из них была Юля.
Ее маленький густо припудренный носик был, как говорят, «задиристо вздернут вверх». Вторую девушку я видел впервые. При моем приближении она внимательно посмотрела на меня.
— Добрый день! — сказал я и остановился. Несколько секунд они молчали, для них это было очень неожиданно. — Давайте знакомиться, — предложил я и назвал себя.
— Лиза, — отрекомендовалась незнакомая мне девушка.
— Лиза?
— Да. — И улыбнулась.
Очень любопытно она улыбалась, губы оставались плотно сжатыми и растягивались в ровную линию. Юля промолчала, и на лице у нее появилась пренебрежительная гримаса.
Я прошел в свою комнату, после игры я все еще был очень возбужден и не стал читать инструкцию. Подошел к Инне Николаевне и смотрел, что и как она делает. Инна Николаевна не отгоняла меня. Возможно, она почувствовала, что это мне интересно. Или просто не могла так поступить по своей природной доброте. Она не только не отгоняла меня, но скоро стала поручать мне что-нибудь сделать — то переключить вольтметр, то посмотреть на осциллограф. И так постепенно я включился в работу. Да и ей, очевидно, было гораздо удобнее работать вдвоем.
Вторая половина рабочего дня уже прошла для меня совершенно незаметно. Если до обеда я мучительно томился, зевая над инструкцией, то вторая половина проходила так стремительно, что я недоверчиво глянул на часы, когда раздался звонок.
Это был первый рабочий звонок в моей жизни.
2
Представитель заказчика Калгин явился с хронометрической точностью, в двенадцать ноль-ноль. Это был высокий мужчина с румяным лицом и холеными руками.
— Ну как, все готово? Могу начинать приемку? — быстро спросил он, потирая руки. — Ну-с, тогда начнем.
Нахмурясь, взял у Инны Николаевны протокол испытаний, встряхнул его и стал читать. Читал внимательно. Но вдруг будто споткнулся, удивленно вскинув брови:
— Это что?
Инна Николаевна сухо сглотнула, порозовела, затем побледнела, и реснички у нее затрепетали.
— Что это? — снова спросил Калгин. — Что это? — еще громче крикнул он. — Я у вас спрашиваю, что?
Инна Николаевна заглянула в протокол и ответила:
— Здесь написано: «размер жгута».
— Что-о-о?
— Размер…
— Почему «размер», а не «периметр»? Ответьте мне, что такое периметр? Что это, что?
От его страшного рокочущего голоса Инна Николаевна совершенно растерялась и все позабыла.
— Да уж ладно вам, — сказала она, еще больше покраснев. — Всегда вы…
— Ах так, ладно! Я — злодей! Ну что ж, я — злодей, я придираюсь… Посмотрим дальше. — Он стал хватать шланги от осциллографа, тыкать их в разные места прибора, спрашивая: — Что это, что? — Крутил маховики, вздыхал, морщился, чувствовалось, как раздражение в нем все накапливается, все нарастает и нарастает, вот сейчас он вскочит со стула и уйдет.