И он вскочил!
Он схватил протокол и… подписал.
Инна Николаевна не дышала. Она все еще не верила в происшедшее. Да и я не верил.
— Как поживаете, Инна Николаевна? — милейше улыбнувшись, спросил Калгин. Инна Николаевна еще не могла отвечать. — Всё хорошеете? Цветете?
— Что вы!
— Ах, Инна, Инна!.. Ну, что слышали новенького? Куда ходили?
— Никуда.
— Как? Разве это допустимо? Помилуйте!
— Что делать, ваш заказ, — сказала Инна Николаевна и трогательно опустила ресницы.
— Ну, это уже позади! Еще не поздно, и все можно исправить, наверстать упущенное! Вы слышали, приехал Снегирейко, сегодня премьера!
— Разве попадешь!
— Ничего нет проще! У меня два случайных билета, я их вам дарю.
— Как? Вы? Мне?
— С величайшим удовольствием! Пожалуйста! — И с ловкостью фокусника он выхватил из нагрудного кармана пиджака два билета и вложил их в руку Инны Николаевны, ненадолго задержав ее в своей руке. — Если разрешите, я за вами заеду?
— Нет, спасибо, мы встретимся в театре.
— Прекрасно! — И он вышел.
— Ну, привязался, господи! — облегченно вздохнула Инна Николаевна. Она повертела билеты, как бы прикидывая, куда их деть, вопросительно посмотрела на меня.
Но в это время в противоположной комнате скрипнул стул, посвистывание, которое не прекращалось ни на минуту, стало погромче, и Филютек вкатился в нашу комнату.
— Ну, как дела? — спросил он. — Когда придет Калгин?
— Он уже приходил.
— Принимал приборы?
— Принял.
— Отлично!.. Между прочим, прекраснейшая личность!.. А вы все хорошеете, Инна Николаевна… Хорошеете…
— О боже!..
— «Их разве слепой не заметит, а зрячий о ней говорит…» Помните, откуда это? Некрасов!.. Талант! Интереснейшая…
— Вы знаете, приехал на гастроли Снегирейко.
— О, да!
— У меня есть лишний билет, могу уступить.
— Как?!
Некоторое время Филютек недоуменно взирал на Инну Николаевну, затем благоговейно взял билет и понес его в ладошках, как несут пойманного мотылька.
— Может быть, и вы пойдете? — спросила Инна Николаевна у меня.
— Я?
— Да. Возьмите билет. В крайнем случае можете его просто выбросить. Возьмите!
И я взял.
По окончании смены, когда прозвенел звонок, я вышел во двор, по которому к проходной валом валила густая торопливая толпа. Мне было очень весело. Я был рад. Чему? А всему, что происходило вокруг меня. Все было таким удивительно хорошим, необычным. И самому тоже хотелось сделать что-нибудь хорошее, необычное. И я предчувствовал, что все сегодня будет немного по-необычному.
Я знал, что дома меня ждут отец и мать, волнуются за меня. И больше всех, конечно, моя восьмидесятилетняя бабушка, которая боится, как бы там не обидели ее «ребенка».
Но я чувствовал, что домой сейчас не пойду. Сегодня будет что-то. И наверное, когда человек вот так хочет, ему непременно повезет.
Я вдруг увидел Лизу. Пока я стоял, глядя на деревья, на крыши, на заводские заборы, народ схлынул. Лиза выходила одна. Неторопливо шла, несла в руке маленькую сумочку.
— Домой? — спросил я.
— Да.
— Пешком?
— Пешком.
— А вы где живете?
— На Колесной.
— Ну! — присвистнул я. — И до Колесной пешком?
— Да. А что?
— Да нет, ничего. Я живу с вами по соседству. Идемте вместе.
И мы пошли.
Мы шли, разговаривали о чем придется, перескакивая с одной темы на другую. Разговор был таким, что его не запомнишь и не передашь. Просто шли и болтали.
И вдруг я ей сказал:
— Знаете, идемте в театр. Снегирейко приехал, сегодня премьера.
— В театр? — переспросила она. — А как же… билеты?
— Ничего нет проще! — воскликнул я. — Вот, в кармане!
Она внимательно посмотрела на меня и сказала:
— Идемте.
У театра, возле дверей, волновалась толпа. В основном здесь были девушки, худощавые бледные тетки с очень строгими лицами. Редкие в толпе, прохаживались задумчивые, сосредоточенные мужчины.
— Я должен позвонить, — сказал я Лизе. — Вот вам билет, проходите. Я догоню… Нет, нет, идите! — заторопился я, увидев, что она приостановилась, сунул ей в ладонь скомканный билет.
Она ушла. А я выскочил на край тротуара и лихорадочно заметался возле толпы.
— У кого есть билет? У кого есть лишний билет? — кричал я.
К тротуару подъезжали такси. Открывалась дверца, из нее высовывалась нога, затем неторопливо, как хомячок из теплой норки, вылезал мужчина и за ним выпархивала его спутница, летела к дверям.