— Черт бы вас побрал, ребятки, с этой трубой! — закричала Вера соседям. — В аду вас так бы грели!
В обеденный перерыв я выскочил из стендовой и… попал в рай. До чего же хорошо было на улице! Показалось даже прохладно! Я остановился и огляделся. Потом побежал к проходной (столовая на соседней улице), и пока бежал, пришла блестящая идея — искупаться. Река от нас недалеко. Можно успеть вернуться до конца обеденного перерыва. А пожевать что-нибудь, пирожок или коржик, можно и в стендовой.
На нашем берегу реки находился какой-то строительный или дровяной склад. На противоположном берегу — парк, а на этом черные пирамиды из бревен высились с двухэтажный дом. На воде, вдоль берега, стояли плоты. И на плотах лежали и бегали десятки мальчишек. Они прыгали с бревен, заплывали к противоположному берегу.
Идти на работу в мокрых трусах мне не хотелось. Я подумал, что брюки потемнеют, начнутся всякие расспросы, хохмочки… Большинство мальчишек было голышом. И я решился, разделся наголо.
Я плыл и чуть ли не хохотал и не повизгивал от восторга. Плыл кролем, затем брассом. Я нырял, кувыркался, что только не проделывал на воде!
И пока я плавал, из-за поворота реки выполз буксир. Пузатенький, такая черная старая галоша. За буксиром пенилась волна, откатывалась к берегам. Неподалеку от меня плавало бревно, одним концом прикрепленное к цепи, которая уходила в глубину. Я саженками устремился к этому бревну. Мальчишки с плотов что-то кричали мне, жестикулировали. Слов было не разобрать, но я догадался, что надо поднажать, чтобы успеть до волны. Буксир проходил между мной и плотами. Я уцепился за бревно, а мальчишки теперь что-то закричали хором. Все-таки успел! Навалившись на бревно животом и притопив, я залез на него. Оно было скользким, как рыба, не так-то просто удержаться. Волна подкинула меня, но я все-таки умудрился усидеть.
Я поплыл к берегу, и все мальчишки бросились к тому месту, где я должен был выбраться на плоты.
И тут я догадался! Провел ладонью по животу. Так и есть! Толстый, густой слой похожего на вазелин мазута!
Трудно представить, какое было на плотах веселье, когда я взял кусок бересты, стал соскабливать со всех доступных мне мест эту липкую пакость. Я оделся и сразу же почувствовал, как все — и майка, и рубашка — приклеилось ко мне. В таком виде на работу идти было невозможно. И я поехал домой.
Дома была одна бабушка.
— Господи помилуй! Что с тобой? Ты почему сегодня так рано? — тревожно воскликнула она.
Но я не стал ей ничего объяснять, взял бутылку керосина, заперся в ванной и, как кожуру с дерева, с трудом содрал с себя одежду.
— Ты что там делаешь? Что с тобой? — спрашивала из-за двери бабушка, не на шутку встревожась. — Почему керосином пахнет?
Не мог ведь я рассказать ей всего и поэтому ответил:
— Карбюратор промываю.
4
Утром следующего дня, когда я пришел на работу, первой мне встретилась Инна Николаевна.
— Тебя вчера не было после обеда? Почему, в чем дело? — спросила она, взглянув на меня встревоженными голубыми глазами.
Конечно, я не мог ей признаться. Другому, может быть, я и рассказал бы о случившемся, а ей… Нет, не мог.
— Удрал, — сказал я.
— Как «удрал»?
— Ушел, и все.
— Не понимаю.
— Вышел за проходную и пошел домой.
Она смотрела на меня, изучала.
— Нет, этого не может быть. Чтобы ты просто так ушел, во время стендовых, бросил все и ушел — в это я не поверю. Может быть, ты заболел? У тебя температура была?
— Нет.
— Что-нибудь случилось дома?
— Нет, ничего не случилось.
Я чувствовал, что поступаю неправильно, но не мог удержаться, меня несло и несло куда-то.
— Ну, может быть… у тебя уважительная причина, о которой ты не хочешь говорить?
Бедная, как она старалась мне помочь.
И напрасно!
— Нет никакой причины. Просто я так.
— Так просто?
— Да.
— Ну, тогда знаешь… Знаешь что!..
Ах, какой я был болван! Зачем все это!
— …Ты болван! — сказала мне Дралина. От возмущения лицо ее порозовело. Она пыталась закурить, сломала папиросу. — Можешь на меня сердиться, можешь жаловаться в местком, куда хочешь, а я уж тебе выскажу, что заслужил!
И она высказала!.. Я стоял, будто после хорошей парилки.
— Дылда, верста коломенская, а — дурень! Лицо осмысленное, а башка пустая. Все бросить и смотаться! Смотаться!!!