Пробродив, наверное, часа два, Сенька вернулся на берег.
Коровин еще ловил. Теперь он один занимал всю лодку, и казалось, что ему все равно тесно.
Снегов сидел на берегу.
— Нагулялся? — спросил он Сеньку. — Давай искупаемся.
— Не купайтесь здесь, не пугайте мне рыбу! — закричал Коровин. Голова его блестела, будто намазанная маслом.
Снегов и Сенька отошли по берегу метров триста, разделись. Снегов первым прыгнул в воду, поплыл. Сенька — за ним. Снегов быстрее, и Сенька быстрее; Снегов кролем, а Сенька — саженками, не отстает.
— Ты смотри, далеко не заплывай, утонешь! — крикнул ему Снегов.
— Не… я на тот берег могу, — прихвастнул Сенька.
Наплававшись вдоволь, они вернулись к берегу.
— А ты умеешь в «здоровешки» играть? — спросил Снегов.
— Как это?
— А вот так…
Снегов объяснил. Они отплыли друг от друга, затем повернули обратно и, не доплыв метров десять, разом нырнули и — вперед, вперед, до тех пор, пока Сенька не увидел сначала что-то белое, расплывчатое, потом, ближе, превратившееся в Снегова, который смешно, по-лягушачьи, дрыгал ногами и протягивал Сеньке руку. Сенька тоже протянул руку, хотел поздороваться, но промазал, рассмеялся, захлебнулся и пробкой вылетел наверх. Тотчас рядом с ним вынырнул Снегов. Они хохотали, фыркали, встряхивали головами, смахивая с лица липкие волосы.
— Давай еще! — кричал Сенька.
Снова плыли в разные стороны. И так много, много раз.
Усталые, вылезли на берег. У Сеньки лязгали зубы. И Снегов «продавал дрожжи». Одевшись, они спрятались от ветра за камень, с солнечной стороны. У обоих болели головы, постукивало в висках — чвок, чвок.
«А он веселый», — лежа на горячем песке и глядя на Снегова, думал Сенька. И странно было, что совсем недавно он так невзлюбил этого человека, так плохо думал о нем. И сейчас, чувствуя себя вроде бы виноватым перед ним и желая хоть как-то сгладить свою вину, Сенька спросил:
— А долго надо учиться, чтобы в милиции работать?
— Долго и хорошо.
— Правда, что жулики с шилами ходят?
— Нет, это неверно. Кто-то выдумал.
— В вас из пистолета стреляли?
— Нет.
— Отчего же на плече шрам такой?
— Это еще с войны осталось. Тогда я разведчиком был.
— Да-а?.. Ух, здорово!.. Я тоже хотел бы, — признался Сенька. Снегов улыбнулся и потрепал его по затылку. — А потом в милицию послали? — помолчав и поразмышляв немного, спросил Сенька. Это представилось ему вовсе не интересным и даже немного обидным.
— Почему же послали, сам пошел. И вот теперь тоже, как и ты, решаю задачки с двумя неизвестными. Только они у тебя одни, а у меня — другие.
— Как это? — удивился Сенька, пытаясь понять, шутит он или нет.
— А вот так, все просто. Представь себе: стоит перед тобой человек, и надо ответить, какой он, плохой или хороший. Потому что нельзя обидеть добро понапрасну и нельзя зло пропустить. Вот и кумекай, думай.
— А я… какой? — затаив дыхание, спросил Сенька.
— Ты?.. Ты это сам ответь.
— А Коровин?..
Снегов промолчал. Только внимательно посмотрел Сеньке в глаза.
— Коровин — жмот, — сказал Сенька. — Хапуга! Он жадный, — а значит — злой.
— Верно, — согласился Снегов.
— Вы арестуйте его!
— Нельзя.
— Почему?
— Потому что он не совершил еще ничего такого, за что берут под арест. За одну жадность не судят.
«Ну и зря!» — подумал Сенька, хотя вслух ничего не сказал Снегову.
— Что ж, я, пожалуй, к дому пойду, — поднялся Снегов, стряхивая с себя песок.
— Здесь далеко, вокруг болота надо идти. Километров семь.
— Ничего. Я люблю пешком ходить.
Сначала Сенька тоже хотел пойти вместе с ним, но взглянул на лодку, в которой, грузно придавив ее, по-прежнему возился Коровин, и передумал. Будто что-то удержало его. Какое-то неосознанное чувство, что бывает при драке с более сильным и опытным противником, не позволяющее убежать, не дающее права сдаться. Он сидел на песке, крепко обхватив колени, уткнувшись в них лицом. Когда в лесной чаще стихли шаги, выждав еще немного, поднялся и пошел к лодке.
Увлеченный ловлей, Коровин не сразу заметил Сеньку, оглянулся, когда тот уже был рядом. Удивился строгому выражению Сенькиного лица.
— Ну, ты чего?
— Весло потеряли, — сказал Сенька сурово первое же пришедшее на ум.