Олекминские хлеборобы были низкорослы, коренасты и круглолицы. Они славились особыми, олекминскими приемами борьбы, которые заключаются в том, что нужно крепко схватить противника за ремень и, откинувшись назад, легко поднять его да так перебросить через свое левое плечо, чтобы тот спасибо сказал, если шея у него останется цела.
Люди из вилюйских улусов были высоки, стройны и худощавы. Их лица украшал гордый с горбинкой нос. Взявшись за руки, они плавно двигались по кругу, сопровождая свой танец песней в честь прекрасной весны.
Третью группу составляли пришельцы чуть ли не из десяти улусов бескрайного севера. Все это были немногословные и прямодушные охотники и рыболовы.
Далее шли группы помельче из центральных улусов: рассудительный и медлительный скотоводческий народ, ловкие наездники, косари и лесорубы, которые выглядели здесь удрученными тем, что оказались без топора или косы в руках.
Между отдельными группами новичков то и дело возникали споры по самым пустяковым поводам. Кто-то посмеялся над чьим-то непривычным его слуху местным выговором или кто-то перед кем-то не посторонился, а то и просто толкнул невзначай… В таких случаях старшие товарищи стыдили своих земляков, объясняя им, что все советские люди живут одной дружной семьей и враждуют только с буржуями. И новички, смущенно улыбаясь, топтались на месте.
Кипела неугомонная деятельность комсомольской ячейки. Избирались различные ученические организации. Выходила стенная газета. Работали всевозможные кружки.
Двухэтажный деревянный неказистый домик. Старейшее советское учебное заведение Якутии — педтехникум. Радостное и шумное гнездышко, где росли, духовно оформлялись и по-настоящему приобщались к русской культуре молодые якуты и якутки. Сколько прекрасных людей, тружеников народного просвещения, вышло из этих стен!
Уже два десятка лет прошло с тех пор, как ты окончил высшую школу, испытал в жизни много счастья и радости, не мало, может, и горя, и трудностей. Уже заморозки прожитых годов легли на твои виски, уже сын твой, крепкий юноша, кончает среднюю школу… А память о первом уроке в педтехникуме и о твоих однокашниках, таких же неуклюжих сельских пареньках, каким был и ты сам, свежа до сегодняшнего дня «Ваня!.. Лида!.. Люба!.. Коля!..» — кричишь ты, налетая на улице на седеющих людей — кандидатов наук, доцентов, писателей… Это потому, что школа, откуда ты вышел на широкую дорогу служения народу, не забывается никогда…
И вот настал незабываемый день первого урока.
Студенты наскоро позавтракали. Одним из последних поднялся из-за невиданно длинного и широкого стола неторопливый Павел Тарасов. Проходя по коридору, он громко запел: «Вперед, заре навстречу!..» Ваня Шаров и Степа Булочкин взяли Никиту под руки и повели его на первый урок.
В классе поднялась веселая суета, ребята рассаживались. Шаров и Булочкин тянули Никиту в разные стороны, но он сел рядом со своим боевым товарищем.
Одновременно с раздавшимся в коридоре заливистым звонком в класс вошел директор техникума Александр Петрович с длинной палкой-указкой в руке. Все вскочили с мест, лишь Никита в недоумении повертел головой, но когда Шаров потянул его за рукав, он тоже встал.
Дежурный по классу Булочкин торжественно отрапортовал, что на занятиях присутствуют все двадцать пять слушателей второго подготовительного курса, что опоздавших «н-нет», отсутствующих «н-нет».
Александр Петрович улыбнулся в свои пушистые седые усы, — его, видно, развеселили парадно вытянувшаяся и без того длинная фигура Булочкина и его торжественный голос.
— Прекрасно! Замечательно! — сказал он. — Садитесь!
И начался урок.
Слегка касаясь палкой-указкой растянутой перед ним карты Советского Союза, Александр Петрович начал проникновенно читать:
— Откуда это? — вдруг спросил Александр Петрович.
Очень знакомым показались Никите эти строки, но он точно не помнил, откуда они, да если бы и помнил, все равно не стал бы отвечать первым. Он опустил глаза, боясь, как бы учитель не назвал его.
— Из «Бориса Годунова» — тихо, но уверенно произнес Ваня Шаров.
— Вот-вот! — обрадованно кивнул Александр Петрович. — Вы же проходили в прошлом году «Бориса Годунова»… Итак, значение географической карты, по словам великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, состоит в том, что мы разом, как с облаков, можем обозреть всю нашу страну. — Александр Петрович медленно обвел указкой вокруг всей карты и объявил: — Вот она, наша любимая, прекрасная и великая родина — Союз Советских Социалистических Республик, шестая часть земного шара, первая в мире Советская страна…
Счастливый и гордый, весь подался вперед новичок Никита Ляглярин.
Директор техникума, седой и высокий русский человек, к которому Никита с первой же встречи почувствовал горячую симпатию и доверие, читал первую, обзорную лекцию о природных богатствах, о великих морях и прекрасных реках, о плодородных степях и богатейших лесах советской родины.
«Уж не во сне ли я опять учусь?» — с опаской подумал Никита и оглядел ряды сияющих лиц таких же, как он, счастливых парней и девушек, русских и якутов, И это был не сон. Никита действительно учился.
И пошли чередоваться уроки литературы и математики, физики и истории, химии и географии… Все эти предметы были разные, но в то же время все они вели к одной цели — сделать Никиту и его товарищей, таких же бедняков-якутов, образованными и полезными народу людьми.
— Без знания математики нельзя стать образованным человеком, — говорил учитель математики.
— Не изучая истории, нельзя приобщиться к культуре, — говорил историк.
То же самое, хотя и иными словами, выражали физик и географ, преподаватели литературы и химии, и все они были совершенно правы.
За первый год учебы Никита особенно привязался к студенту Прокопию Данилову, секретарю комсомольской организации и бессменному редактору стенгазеты «Будущий педагог». Проня Данилов учился в техникуме уже третий год. Он был политически грамотным, начитанным студентом, талантливым художником, прекрасным и справедливым другом. Круглый сирота, он пробился к знаниям ценою больших усилий. Всю гражданскую войну Проня прошел с винтовкой в руках.
Тяжелая жизнь Данилова сказалась на его характере. Обычно тихий и по-стариковски рассудительный, в минуты гнева он свирепел и готов был броситься на любого, нагрубить, накричать, разнести все вокруг. Только огромным усилием воли он заставлял себя в таких случаях сдерживаться: как-то весь сжимался, умолкал и постепенно отходил.
На весь город славилась его стенная газета — истинное творение искусства.
— Вышла ваша газета? — спрашивали учащиеся других учебных заведений, встречаясь со студентами пед-техникума.
— Скоро выйдет!
Накануне выхода газеты поздно вечером в одном из классов собиралась редколлегия. Работали долго. Проходил час за часом, и усталые после целого дня учебы студенты иногда допускали ошибки. Данилов ревностно следил за каждым и едва сдерживался, чтобы не закричать на виновника. У него начинали дрожать зрачки чуть косящих грустных глаз, и он все чаще кусал нижнюю губу.
Вот кто-то посадил кляксу. Остановившимися глазами Данилов уставился на виновника и сквозь зубы коротко приказал: