— Перестань, мать! — неожиданно заволновался сын.
— Хоть и глупа я, а догадываюсь. Муха на ухо шепчет мне в моем темном углу.
— Довольно! — крикнул Дмитрий и выбежал из юрты.
Только кончили чаепитие, как появилась Варвара.
— Не пойму я что-то, о чем мой сын договорился, — произнесла она, входя. — Слушай, парень! Откуда у тебя сено возьмется восемь чужих скотин кормить? С Дулгалаха твоего никогда больше восьмидесяти копен не собирали.
Подумали да рассудили, оказалось, что и в самом деле нечем будет кормить чужую скотину. Тут и на свою-то корову да бычка еле-еле хватит. К тому же, если не падет Дочка, у них ведь целых три скотины будет. Стали высчитывать… На корову — сорок копен, а на телку — двадцать… С ужасом убедились, что на Веселовскую скотину потребуется двести сорок копен. Арендовать покос у чужих — все равно что погибнуть. Лучше уж у самого же Федора за половинную долю попросить. На этом и порешили.
Егордан на другой же день уговорился с Веселовым скосить ему семь десятин за половинную долю.
— Вот видите! — воскликнул Дмитрий, узнав условия нового договора. — Он — паук, а мы — мухи.
— Надо бы отобрать у него богатство! — язвительно заметил Федот.
— И отберем! Пока он у нас жизнь не отобрал…
— Ох, и не надоело вам! — молит мать. — Смел-то ты смел, Дмитрий, а счастье свое упустишь.
Долго шептались две старухи в темном углу.
— Ну что ж что у богатых росла! Родом-то не лучше нашего, — слышалось оттуда. — Девушка и сама не прочь. Ирине сказать можно, Дмитрий ей нравится.
Варвара оказалась проворной свахой. В тот же вечер в темном углу веселовской избы зашептались старушки. Ирина было обрадовалась. А Федор оскорбился, забушевал. Бедная девушка горько плакала в хотоне.
— Не судьба! — вздыхали старухи.
На другой вечер маленькая Аксинья за руку привела отца.
— Дмитрий, ты, говорят, в зятья ко мне проситься решил, — заговорил Федор. — Ведь ты брезгуешь богатством. А девушка росла у богача. Вот поедешь в Россию с другом своим, русским фельдшером, там и женишься на русской красавице. Хотя и то сказать — сумеешь, так и на моей женись. Увозил же удалой Манчары женщину в леса. Вот и ты увези Майыс да живи с ней в лесах Эндэгэ. Громкое будет событие: нищий Эрдэлир увел приемную дочь богача Веселова!
— А не смеялся бы ты, Федор, — донесся из угла тихий голос Дарьи. — Знаешь, говорится: позудилось — почешись, полюбилось — попросись.
— Просить — так уж дочь губернатора! Собака, говорят, не давится, а такие, как твой сын, не стыдятся.
Скрывали от всех свою печаль Майыс и Дмитрий, и казалось, примирились они со своей судьбой.
Но однажды вернулся Дмитрий из Кымнайы необычно возбужденный. Глаза его горели светлыми лучами, лицо озарялось улыбкой. Как и всегда, он насмешил всех в юрте, изображая знакомых.
— И чего ты сегодня такой радостный? — удивился Егордан. — Чернобурку, что ли, убил?
— Пусть сынок радуется, — отозвалась Дарья. — В молодости, бывало, увидишь отражение свое в воде и засмеешься, сама не знаешь чему. Наше богатство — смех наш.
Вдруг Дмитрий, будто вспомнив что-то, сорвался с места и выбежал на улицу. Никитка, по обыкновению, бросился за ним. Дмитрий сбежал вниз по берегу и у самой реки обернулся к мчащемуся за ним Никитке, поймал его обеими руками, как мяч, и взволнованно зашептал:
— Никита, милый, сходи, позови Майыс, да чтоб никто не знал. Я тебе коня выстрогаю.
Потом он с Никиткой на руках бросился обратно, а наверху шепнул еще раз:
— Ну, иди, милый, — и, опустив мальчика на землю, принялся с остервенением колоть дрова. Сейчас он был похож на хмельного.
Приглашенная бойким Никиткой Майыс подошла к юрте, притронулась к двери, но быстро отвернулась и тихонько проскользнула мимо Дмитрия к огромным деревьям, стоящим над кручей. Дмитрий спустился вниз К реке. Вскоре Майыс вернулась, пригнав отбившуюся от стада телку, и прошла к своему дому. А Дмитрий, вернувшись, еще более возбужденный и радостный, широко распахнул дверь в юрту и вызвал Егордана во двор. Они уселись на дрова, и Дмитрий стал о чем-то горячо упрашивать Егордана.
— А голов-то у меня сколько? — ответил Егордан. — Одна ведь всего! Уж лучше ты меня, Дмитрий, в это дело не впутывай.
— Отец Василий согласен. Я у Боброва три рубля в долг выпросил. Вот они!
— Не знаю я, Дмитрий! Уж очень страшно! Я и сльв хом никогда не слыхал про такие дела. А как она?
— Согласна! Согласна же! Прошу тебя, Егордан, сделай меня человеком!
— Ох, беда! — замотал головой Егордан. — Надумал же ты?
— Попу я уже сказал, что ты согласен.
— За глаза?! — изумился Егордан.
— Вера у меня в тебя большая.
Долго вздыхал Егордан, долго мотал головой, но под конец сдался.
— Давно бы так! — воскликнул Дмитрий и оглянулся по сторонам, словно искал повода побегать да пошуметь.
Вдруг он подскочил к навесу над входом в юрту и сорвал висевшее на столбе ружье. Грянул выстрел. Над лиственницами промелькнули три быстрокрылых чирка.
— Вот сумасшедший! — крикнул Егордан. — За версту!..
Из юрт высыпали перепуганные люди, от соседей ласточкой прилетела Майыс. Подошли даже приемные дети Веселова — медлительный толстяк Давыд и малолетний мудрец Петруха, шаркая огромными торбасами с чьих-то взрослых ног. На полдороге он остановился и стал размахивать пустыми рукавами изодранного пальто, тоже с чужого плеча. Даже старая Дарья, стоявшая в дверях, протянула наружу свой посох.
— Как есть с ума спятил! — проговорил Федот, когда все успокоилось.
— Верно, — с улыбкой подтвердил Егордан. — Он не только сам спятил, но, по-моему, еще и других с ума сведет.
— Без вина я опьянел! — весело объявил Дмитрий и побежал с ружьем в руках в сторону улетевших чирков.
Делая вид, что возмущаются виновником переполоха, люди стали расходиться по своим делам.
А на другой день в богатой избе Веселовых состоялось торжество по случаю того, что Лука Губастый на девятом году учебы одолел, наконец, третий класс.
Поздно вечером Федор зашел в бедную юрту в сопровождении своего «образованного» верзилы. Он с важным видом извлек из кармана сложенную бумагу и стал медленно развертывать ее.
— Удивительное письмо я сегодня получил от попа!
— От попа?! — вскрикнул, вскочив с места, Дмитрий и протянул руку. — От попа?!
— А почему тебя это так волнует? — сказал Федор, прикрывая письмо. — Ну-ка прочти, сынок, а мы послушаем.
— «Глубокоуважаемый Федор Алексеевич! — читал Лука Губастый. — Дмитрий Эрдэлир послезавтра, то есть в субботу, намерен привести ко мне вашу приемную дочь и обвенчаться с ней. Шафером должен быть Егордан, сын Лягляра. Я, потехи ради, согласился. Боюсь, что этот дуралей и в самом деле смутит девушку… Как ваши глаза? Молю бога о вашем здоровье, С уважением священник Василий Попов».
— Вот послушайте, полюбуйтесь! — возмутился Федор с таким видом, будто он эту новость услышал впервые. — Оказывается, Дмитрий задумал насильно увести девушку. Опасные вы соседи! Не ожидал я от тебя этого, Егордан!
— А я впервые об этом слышу! — Егордан изобразил на лице искреннее удивление.
— Пошутил-то как чудно! — упрекнула сына старая Дарья. — Я всегда говорила, что когда-нибудь попадет тебе за твои глупые шутки… На-ка, возьми шкурку, — обратилась старуха ни с того ни с сего к Федосье.
Когда та подошла к ней, Дарья зашептала ей что-то на ухо, и Федосья тут же вышла из юрты. За это время Дмитрий успел прийти в себя после первого потрясения.
— Пошутил я, пожалуй, и вправду не очень удачно… — Хороша шутка: решил человека украсть!
— Если попу можно потешаться, почему же мне нельзя?