Когда с жильем Майыс было покончено, Дмитрий сказал Егордану:
— Я решил жить с вами.
— Вот оно как? — притворно удивился Егордан. — Но ведь к нам далеко ходить с твоего покоса.
— Ничего, привыкну.
— Да вроде и в гору. — Егордан присел на корточки и, прищурив левый глаз, посмотрел в сторону шалаша сыгаевских работников.
— Нет, наоборот, под гору, — возразил Дмитрий.
— А мне казалось, что и вода там лучше…
— Какое там! — прервал Дмитрий Егордана. — Ржавая стоячая вода, болото. Нет, я перехожу! — И Дмитрий побежал за своей постелью.
Вскоре он вернулся и привел с собой братьев Котловых. В шутках и прибаутках прошел вечер. Уходя, младший из Котловых, прозванный за свой невысокий рост «Иваном Малым», снял с себя рваный пиджачок и дал его Никитке поносить.
Егордан, казалось, позабыл о своем несчастье. Он смеялся так же весело, как и до пожара, и даже находил, что в общем все обошлось благополучно.
В самом деле, сын жив и невредим, ружье и мука спасены благодаря удалому Эрдэлиру. А ведь могло случиться и много хуже.
— Мы с царем оба пострадали, — шутил Егордан: — у меня вещи сгорели, а у царя — пятерка!
Вечером, перед сном, Егордан обратился к мальчикам:
— Никитка и Давыд, вы тут моложе всех, припаси-те-ка на завтра дров.
— Сами пойдете! Я вам не раб! — огрызнулся Давыд.
— И то правда! — быстро согласился Дмитрий, опережая готового возмутиться Егордана. — Тут все равны. Давайте тянуть жребий.
Все охотно и весело согласились.
Дмитрий взял пять спичек, из которых две отметил угольком, и сунул их в рваный картузик Давыда. Встряхнув картузик, он провозгласил:
— А ну, вытаскивайте! Пойдут те, кому достанутся спички с отметкой.
— Есть! — радостно вскрикнул Давыд, вытащив спичку. — Я не иду.
Никите и Егордану тоже достались спички без отметины.
Пришлось отправиться за дровами Майыс и Дмитрию. Вдогонку им неслись торжествующие крики Давыда:
— Бедные, несчастные!.. Рабы, дровосеки!
За дровами идти или за молоком, которое выпрашивали в одинокой избушке, стоявшей вдалеке под горою, — во всех случаях в шалаше тянули жребий, и неизменно Майыс с Дмитрием постигала «неудача». Каждый раз они уходили, сопровождаемые издевательствами Давыда, а Егордан понимающе усмехался, но вслух сочувствовал их «беде».
Однажды ночью Давыд, лежавший у входа, тревожно разбудил Егордана:
— Утки сели, стреляй, Егордан…
— Да нету зарядов, все сгорело, — ответил Егордан и, повернувшись на другой бок, снова захрапел.
— Вот обида! Ну, тогда хоть спугну их.
Давыд выскочил из шалаша и забегал вокруг озерка. Он фыркал изо всей силы, хлопал в ладоши и кидал в воду комья глины. Потом, вернувшись, заорал во всю глотку:
— А где Эрдэлир? Куда девался Эрдэлир? Какой черт утащил его? Эй, Майыс!..
Не успел Давыд обежать жилище Майыс и оказаться у его входа, как Дмитрий пробил головой общую стенку шалашей и, проскользнув на свою постель, укрылся с головой.
— Майыс, ты не видала Эрдэлира? — снова раздался голос Давыда.
А Егордан, быстро прикрыв отверстие в стене, пробитое Дмитрием, крикнул:
— Да ты что, дуралей, сбесился, что ли? Вот же он, Дмитрий!
Прибежавший обратно Давыд совсем растерялся.
— Так ведь не было же его здесь!
— Молчи! Спать не даешь. Еще с вечера тут.
— Да ведь не слепой же я, не было его…
— Зрячий дурак хуже умного слепца видит.
Парень лег, обиженно посапывая и что-то бормоча себе под нос. Но с этой ночи он стал настороженно следить за молодыми людьми и уже не так активно выражал свой восторг по поводу «неудач», выпадавших на долю Майыс и Дмитрия при очередной жеребьевке.
Наедине Егордан не раз порицал Дмитрия за легкомыслие. Но тот совсем потерял голову от любви и не только не задумывался над будущим, но, казалось, даже не понимал упреков Егордана, хотя и слушал его со вниманием. Он был уверен, что нет на свете такой силы, которая могла бы помешать его счастью.
— Неужели ты хочешь пойти наперекор судьбе? — наступал на него Егордан.
— Мы с ней во всем согласны, чего же еще? — медленно отвечал Дмитрий.
— Так ведь наша судьба не от нас зависит.
— А от кого же? Не от богача ли Федора Веселова да от попа Василия. Попова?
— А все-таки нельзя так играть счастьем девушки.
— Да я ведь не играю, не играю я! — горячо уверял Эрдэлир. — Ее счастье только со мной. А чем я хуже других? Разве вот штаны рваные ношу? Но ведь люди подбирают себе штаны, а не штаны людей… Ты сравнивай людей голыми.
— Лисиц сравнивают по меху, а людей по богатству, — печально произнес Егордан. — Шерсть-то ведь на нас и не росла никогда. Мы голыми родились, голыми и умрем. Сам рассуди: отец не отдаст, поп венчать не станет. Как же ты после этого думаешь жениться на ней?
— Вот весною возьму Майыс и убегу с ней в тайгу, тогда ищи меня…
— А не слыхал ты, как у нас говорят: «У царя руки длинные, у закона глаза зоркие»?
— Может, скоро отрубят царю руки, а у царского закона глаза лопнут! Виктор Алексеевич не верит, что царь долго продержится.
— Враг он царю-то…
— А Егордан у нас первый друг царю и богачам, так, что ли?
— А что им от того, враги мы им или нет? — возражал Егордан.
— Как что? — удивлялся Дмитрий. — Да если на каждого богача по сотне батраков войной пойдут…
— Как же! Войной! Да мы, бедняки, всегда между собой грызлись, лишь бы только богачу угодить. Посмотри на брата своего Федота!. Ведь не слепой видит и не глухой слышит, что русский фельдшер мне жизнь спас, а якут Веселов одно знает — пот из меня выжимать. А Федот, точно брехливый пес, на фельдшера лает, Федора славит.
— Надо открыть глаза и уши…
— Как же! Откроешь нам глаза! Нет, брат, мы слепые. Не откроешь, раздерешь только да больнее сделаешь. Лучше и не ковыряться в наших глазах.
Долго сидел Дмитрий, уставясь в землю, но вдруг встрепенулся и, выпрямившись, сказал, сверкая глазами:
— Нет, никакие законы царские, никакие попы и богачи не разлучат нас! — Потом, обернувшись в сторону маленького шалаша, он демонстративно крикнул: — Пошли, Майыс, за дровами!
Когда Майыс смущенно вышла наружу, Дмитрий смело взял ее за руку и повел к рощице за хворостом.
Вот идут они, держась за руки, позабыв все законы земные и божеские, не загадывая на будущее, вольные и сильные, преисполненные своим сегодняшним счастьем. А на другом краю озерка сидит Давыд с удочкой, и оттуда, издалека, доносятся его угрозы:
— Погоди, Майыс, все расскажу. Уж больно смело ты с Эрдэлиром шагаешь!
— Вот и пошли мы против богачей! Открывай после этого нам глаза… Нет уж, слиплись они у нас наглухо, — пробормотал Егордан и вдруг громко крикнул: — Никита, иди, спать пора!
СУДЬБА
Опытный огород фельдшера Боброва и учителя Кириллова дал к осени обильный урожай. Убирать овощи им помогали Афанас Матвеев и Дмитрий Эрдэлир. Учитель и фельдшер, желая научить якутов огородничеству, каждому предлагали отведать овощей. Но все эти странные растения, кроме картофеля, не понравились жителям наслега.
Да и названий-то таких они никогда не слыхали. Называется «огурец», а на самом деле нечто вроде корня редкостной болотной травы, от которой замертво падают коровы; «капуста», а листья как у полевого хрена. И еще какой-то «укроп» — просто пахучий чертополох, что обильно растет на дворе заброшенной избы. Вот картошка — дело другое! Сытно, вкусно, обильно, — это тебе не какая-нибудь ерунда. И многие запасались картофелем для посадки на будущую весну.