Да, он должен решать. Увертливость и оттяжка только усугубят трудности. Кошмарной будет та минута, когда привычный ход жизни, принципы, убеждения и порядочность придется разрывать на куски собственными руками, причиняя боль не только себе, но и людям, попадающим в орбиту твоего решения, а то и хуже — наживая среди них врагов и завистников.
Когда после защиты диссертации начальник главка Балихин предложил свежеиспеченному кандидату наук должность руководителя ОКБ, Андрей Алексеевич подумал прежде всего не о почете, не о служебной карьере, кабинете и солидной зарплате. Прежде всего ему пришло на ум, что новая должность даст право на свободу творчества, расширит возможности. Вот что было главное, другие должностные прелести его не волновали — не интересно.
По поводу «особого мнения» главный инженер ОКБ завтра наверняка изречет поучительную сентенцию. Вспомнит своего любимого барона Мюнхгаузена. Посоветует Андрею вгрызаться в проблему, но не так, как вгрызался голодный волк в лошадь, запряженную в карету знаменитого барона. Тот неразумный волк сделал это без всякой осмотрительности и в конце концов оказался в лошадиной упряжи и был принужден везти до места назначения сани с седоком.
…Хорошо, если сегодня кончат ремонт в комнате. Завтра можно будет наколоть на кульман новый ватман и по-иному начать кумекать над неподатливым узлом автоматической станочной линии.
Мамуля — героическая женщина. Про таких верно говорят, что они сто сот стоят. Провернуть такой ремонт! Колька, прохиндей, не удосужился даже помочь матери. Шлендрает, паразит, задрав хвост, и больше никаких забот. Мало, выходит, вставлял он в детстве ума младшему брату…
В ванную глухо донесся входной звонок. С привычным любопытством прикидывая, Кто заявился в дом, Андрей быстро натянул легкие домашние брюки и причесался перед запотевшим зеркалом.
Неожиданных визитеров оказалось двое. Явилась старая подружка матери, бывшая сборщица ламп, а ныне пенсионерка тетя Маша Труфанова, а с ней незнакомая длинноногая девица с челкой на крутом лбу и яркими, неумело подкрашенными губами. Глаза девицы скрывали такие длинные и густые ресницы, что Андрей невольно подумал о подделке, которые теперь мастерили так искусно, что мужчинам не просто было установить подлинность. Удивила Андрея и вольная поза незнакомой девицы. Усевшись на стул, она свободно откинулась на спинку и выставила словно напоказ красивые ноги с тонкими лодыжками и крепкими, как у балерины, икрами.
Коротко поздоровавшись, Андрей прошел на кухню, где матерью был приготовлен кофе. Налил в чашку ароматный напиток и с удовольствием сделал аппетитный глоток.
В полуоткрытую дверь доносился протяжный, окающий говорок тети Маши, излагавшей свои очередные горести, и виднелись красивые ноги ее спутницы.
— Не дают мне путевки, Катерина Ивановна. Говорят, что раз ты на пенсии, то с нашего учета снятая. Через собес, мол, хлопочи. И заявления в завкоме не приняли… Кто же мне в собесе путевку даст?
— С Кондратьевой разговаривала?
— С ней самой и толковала… Как работала, так нужна была, а теперь, выходит, от ворот поворот. Обидно ведь, что меня вроде как на помойку за ненадобностью выкинули… Сидит на нашу беду в завкоме эта змея корыстливая.
— Ладно, здесь-то чего руками размахалась? С Кондратьевой и говорить надо было по-кондратьевски. А ты небось так губами шлепала, что тебя и не разберешь… Ох, Машка, пропадешь ты в жизни со своим характером. Грохнула бы кулаком по столу…