От экспериментальных и опытных работ станкостроители получали пользы столько же, сколько шерсти от крокодила. Более того, из-за склочной натуры ОКБ и их систематических кляуз на технических и производственных совещаниях в адрес Агапова то и дело записывались в протоколы оскорбительные формулировки вроде: «…отметить отставание», «…обратить внимание на задержку», «…предупредить о необходимости скорейшего завершения…».
Максим Максимович обижался на такие записи, искренне расстраивался по поводу нескончаемых конструкторских жалоб, но считал, что до инфаркта или гипертонической болезни эти подковырки не доведут. Указующим протокольным бумагам он тоже не придавал особого значения, понимая, что спрос с него будет за станки, а не за экспериментальные работы. Если он на космическом уровне выполнит все капризы конструкторов, воплотит в металл не только их настоящие идеи, но и будущие, а производственную программу завалит, никто не оценит благородного устремления активно помочь внедрению новейших достижений в области автоматизированных станочных линий. Будет здесь уже не протокольная запись, а приказ с самым натуральным выговором за срыв плана, а любимый коллектив станкостроителей оставят без премии и отчислений в заводские фонды. Это, в свою очередь, вызовет здоровую критику снизу, от которой Агапову тоже придется не сладко.
Если же он выполнит план по станкам и сорвет задание по экспериментальным и опытным работам, прибавится всего лишь бумага с записью о необходимости обратить внимание директора завода на отставание работ и так далее. Бумаг таких у него накопилось столько, что, случись дефицит в обойной промышленности, ими запросто можно оклеить кабинет.
Всякий раз, оказываясь в механическом цехе, Максим Максимович с душевной болью глядел на участок экспериментальных и опытных работ, отхвативший от здорового производственного каравая увесистую горбушку. Механический задыхался от немыслимой тесноты, а тут гуляло под несто́ящим делом несколько сотен квадратных метров.
Как и многим заводам, имеющим солидный возрастной стаж, станкостроительному была мала одежка, скроенная в давние годы. Заводские ноги теперь вылезали из спроектированных в тридцатые годы штанов, узкоплечий производственный пиджак жал и трещал по всем швам. Последнее время Агапов бился смертным боем, чтобы увеличить производственные мощности, построить два, а еще бы лучше пять новых цеховых корпусов, оборудовать их на самом современном уровне, перейти на выпуск станков новейшей конструкции и еще выше поднять славу станкостроителей и собственный авторитет. Перестать ходить в министерских «середнячках», а перейти в руководители такого ранга, которые со спокойной душой обходят главковскую и прочую мелюзгу и решают вопросы при личных встречах с заместителем министра, а то и напрямую с министром.
Настойчивость и энергия Агапова наконец-то сдвинули с места тяжеленный камень строительства. В самой ближней перспективе станкостроители должны получить соответствующие ассигнования, лимиты по труду, материальные ресурсы и все остальное, что нужно для капитальных вложений.
Но прежде всего требовалось решить вопрос об отводе необходимого земельного участка. Дело это было непростое. Во-первых, потому, что строительство промышленных объектов в городской черте запрещалось, во-вторых, потому, что развивающееся жилищное строительство окружило бывший когда-то на окраине станкостроительный завод многоэтажными громадинами, помогающими решать проблему обеспечения каждой семьи отдельной благоустроенной квартирой.
Однако Агапов верил в успех задуманного. Участок был нужен не для нового строительства, а для расширения существующих производственных мощностей, что далеко неоднозначно и, строго говоря, не подпадало под существующий запрет нового строительства. И земельный участок он просит отвести не для собственной дачи или индивидуального гаража, а для увеличения выпуска станков, в которых нуждается народное хозяйство и которые год назад на специализированной выставке получили диплом второй степени.