В конце концов, будучи заключенным, с жестоким обращением в вечно лишенном света промозглом подземелье в течение трех лет, чудом было уже то, что он выжил.
— Раз ты просто умрешь, если уйдешь, — продолжил старик, — Мо Шу-сяньшэн[2] сказал, что в управленческом бюро все еще требуются помощники. Ты можешь остаться, если хочешь, получишь еду и место, где жить, но без жалованья. Хочешь — можешь уйти, или остаться и работать, если ты не собираешься уходить. Что думаешь?
Он потерялся на какое-то время, а потом кивнул:
— Хорошо.
Со слов охотника, который приносил ему пищу, он знал, что старик напротив него был единственным доктором в городе, а Мо Шу-сяньшэн был служащим, отвечающим за этот город. Почему-то никто никогда не называл Мо Шу «Окружной Магистрат-Дажэнь[3]», а вместо этого все обращались к нему как Мо Шу-сяньшэн.
Заметки переводчика:
[1] — Метод пыток, созданный Дацзи. В английском переводе со сноской дана ссылка на вики https://en.wikipedia.org/wiki/Creations_of_Daji#cite_note-Apotheosis-1, однако русского перевода у нее нет. Оттуда: «Это бронзовое цилиндрическое приспособление, которое более 20 футов в высоту и 8 в ширину. Имеет два колеса на каждой стороне так, что его можно передвигать. Внутри приспособления есть три слоя древесного угля поверх трех слоев пылающего огня. Жертв раздевают догола и связывают прежде, чем поместить в яму».
[2] — Китайский эквивалент «господина» (мистера).
[3] — Используется при обращении к кому-то выше рангом.
Глава 2
Таким образом, бывший и единственный принц Фан Цзюня начал свою жизнь в этом удаленном городе, выполняя странные поручения.
Хотя он сумел взрастить невинное малое дитя в злобного, холодного и беспощадного мужчину, к тому же возвести его на высочайший престол, он был безнадежен, когда дело касалось повседневных хлопот, которые умело выполняла типичная домашняя прислуга.
Ведь за бесчисленные годы, что он провел в коварном дворце, ему не приходилось лично заниматься подобными незначительными делами.
Однако теперь он казался бесполезным глупцом.
Неуклюже разбивая и без того немногочисленные блюдца; роняя единственное ведро в колодец, дважды; очищая грязные пятна на матрасах, но делая их только еще более заметными…
И так далее, из-за чего, где бы он ни проходил, его сопровождало множество жалеющих взглядов.
Уродливый, неуклюжий и с ужасным телом…
Попросту ни на что не годный.
Кухарка заставляла его ежедневно больше кушать и даже тайно проявляла к нему особую милость, позволяя есть жирное мясо.
…Это на самом деле была особая милость, поскольку многие не могли позволить себе жирное мясо.
Тогда он полноценно осознал, что тот доктор не врал ему.
Управление округа являлось действительно чрезвычайно и ужасно…
Бедным.
Хотя не настолько, чтобы не иметь пищи вовсе, но оно, в самом деле, бедствовало.
Он даже считал, что пища, которую получал раньше, являлась простой. Став же помощником — понял, что те блюда из риса и овощей, которые он получал тогда, были действительно пищей для пациентов, и что с ним действительно обращались по-особенному.
С тех пор, как он начал «работать», ему редко удавалось отведать настоящего риса, его рацион в основном состоял из рисовой вермишели, конжи[1] или рисовой пасты и тому подобного…
Учитывая то, что это была еда, наполненная любовью кухарки, которая заботилась о нем и специально добавляла некоторые ингредиенты и рис…
Смотря на мебель в управленческом бюро…
Все это действительно выглядело чрезвычайно жалко и находилось в состоянии крайней бедности…
Кроме прихожей — единственного места, нуждающегося в сохранении хоть какой-то доли гордости — мебель в остальных местах была либо отжившей свой век, с облезшей краской, либо с трудом держалась.
Даже спальня окружного магистрата не отличалась великолепием — ладно, в самом деле, она была даже хуже.
Намного проще.
Кроме книжного шкафа, кровати и маленького изувеченного стула, в ней не было ничего.
Даже шкафа для одежды!
Ножки кровати, книжного шкафа и стула были наскоро сколочены несколькими кусочками дерева.
На самом деле, даже будь здесь шкаф для одежды, от него не было бы никакого проку. На стуле магистрата-дажэня покоилось лишь три наряда — одна служебная форма, два повседневных одеяния.
Жалкое зрелище…
Поэтому ему было любопытно, насколько же бедным мог быть магистрат-дажэнь этого округа, чтобы пребывать в столь жалком положении.
Однако, даже проработав несколько месяцев, ни разу ему не подвернулась возможность повстречать его.
Не то чтобы магистрат-дажэнь избегал его или что-то в этом роде.
Проблема состояла в том, что им не выпадал шанс встретиться.
Каждый день, прежде, чем он просыпался, магистрат-дажэнь уже уходил и не возвращался даже к тому времени, когда он ложился спать.
Поэтому «проработав» так долго, он все еще не знал внешности того, кто главенствовал над ним.
Хотя, тем не менее, со слов второго помощника в управлении округа ему удалось прийти к заключению — этого магистрат-дажэня глубоко уважали.
Кстати, единственными двумя помощниками в этом управлении округа являлись кухарка и он сам.
Кухарка была ответственной, занималась едой ежедневно и после приготовления ужина и завтрака для магистрат-дажэня направлялась домой, а затем ранним утром следующего дня возвращалась, чтобы вновь приняться за приготовление пищи.
Поскольку управление округа бедствовало, то не располагало деньгами, чтобы тратить их и содержать работников.
Даже пусть он знал от кухарки, что жители города были рады помочь Мо Шу-сяньшэну, этот мужчина считал неприличным не платить им. Лишь после энергичных просьб жителей он смог неохотно согласиться и позволить женщинам в городе, когда у тех находилось свободное время, по очереди помогать в готовке, уборке и стирке.
То, что он сам стал помощником, очевидно означало обязанность взять часть работы кухарки на себя — хотя он не только справлялся со своими задачами не лучшим образом, но к тому же порождал беспорядок, с которым приходилось разбираться другим.