— Какие прелестные у вас детки, — похвалила Марфа Даниловна, любившая всякую детвору. — И здоровенькие такие… Младшая-то совсем красавица будет.
— Я лучше была в её годы, — не без гордости ответила хозяйка. — А у вас тоже есть девочка?..
— Есть… Только моя Катя такая худышка.
— Значит, взаперти держите, а моя Люба целый день на улице.
— Девочке это не совсем удобно, Анна Николаевна. Мало ли каких глупостей может наслушаться…
— Да, но от этого всё равно не убережешься…
Старшая девочка Люба всё время вертелась около стола к очень понравилась Марфе Даниловне. Такая полненькая да румяная девочка, точно яблоко. А большие темные глаза смотрят строго-строго… Девочка с любопытством рассматривала гостью и улыбалась с конфузливой наивностью, когда встречалась с ней глазами. Из-за перегородки выглядывала всё время золотистая головка младшей девочки Сони. У неё были такие прелестные голубые глаза, а кожа, как молоко.
— Ну, иди сюда, пухлявочка… — манила её Марфа Даниловна.
— Это баловень моего Григория Иваныча… Непременно он испортит её.
— Значит, ваш муж очень добрый.
— Да… Он вообще любит детей. Ах, знаете, что мне пришло в голову, Марфа Даниловна: вот у вас два сына и дочь, а у меня две дочери и сын — кто знает, может, и породнимся. Ей-богу, чего на свете не бывает…
Обе женщины только вздохнули и переглянулись. Марфа Даниловна посмотрела как-то особенно любовно на запачканное платье Любочки — отчего же и не породниться, если выйдет судьба? Маленькая замарашка ей очень нравилась.
Когда Марфа Даниловна кончила свое дело и собралась уходить, вернулся со службы Печаткин. Это был высокий лысый господин с большими рыжими усами. Какие-то необыкновенные гороховые штаны придавали ему вид «иностранца», как про себя назвала Марфа Даниловна нового знакомого. Он пожал руку гостьи и проговорил:
— Очень рад познакомиться… А где Гришка?
— А кто его знает, где он шатается день-денской… — в задорном тоне ответила Анна Николаевна и сейчас же смутилась, когда муж взглянул на неё и нахмурил свои нависшие рыжие брови.
«Частенько, надо полагать, промеж себя вздорят», — резюмировала про себя эту немую сцену Марфа Даниловна и прибавила, тоже про себя: — «Ну, этот иностранец, пожалуй, и голову отвернет».
— Вы куда же это торопитесь? — вежливо удерживал Печаткин, когда гостья поднялась.
— Мне пора, Григорий Иваныч. И то замешкалась…
— Может быть, Аня надоела вам своей болтовней? Уж извините, мы слабеньки насчет язычка…
— Ты вечно. Григорий Иваныч, скажешь что-нибудь такое, — обиделась Анна Николаевна. — Вы, Марфа Даниловна, не обращайте внимания на него. Он всегда такой…
— Уж какой есть, — добродушно заметил Печаткин, поймав прятавшуюся от него Соню. — Сонька, соскучилась о папке?..
Печаткин показался Марфе Даниловне очень умным человеком и настоящим хозяином в доме. Идя домой, она думала, что, пожалуй, он и прав, что держит свою столбовую дворянку в ежовых рукавицах. Вспомнив, как Григорий Иваныч назвал жену «Аней», Марфа Даниловна даже рассмеялась: у них с мужем при чужих такие нежности не допускались, да и дети подрастают, а тут — «Аня»… Первое впечатление от семьи Печаткиных получилось самое неопределенное: они и нравились Марфе Даниловне и не нравились в то же время.
IV
Несмотря на резкую разницу в жизни, нравах и характере двух семей, между ними быстро установилась очень тесная дружба. Связующим звеном явились, конечно, дети. До начала настоящих занятий в гимназии происходила самая усиленная работа по обмундировке новобранцев. Печаткина раздобыла где-то ручную швейную машинку, и это значительно ускорило работу. Попеременно работали то у Печаткиных, то у Клепиковых.
— Вот выучим наших-то болванов, тогда и свои машины заведем, — мечтала вслух Анна Николаевна, бойко делая строчку. — Без машины, как без рук…
Эта спешка доставляла известное удовольствие обеим женщинам, внося в их жизнь что-то новое, что стояло выше обычного её монотонного хода. Они говорили о детях, поверяли друг другу свои заботы, страхи и надежды и не чувствовали, как за этими разговорами спорится работа. Анна Николаевна, правда, была немножко бестолкова и лезла из кожи, чтобы поспеть за Марфой Даниловной, у которой всякое дело горело в руках. Крепкая и выдержанная Марфа Даниловна как-то вдруг полюбила новую знакомую, добрую той неистощимой добротой, которая привлекает к себе расчетливых, тугих на язык людей.