— У меня приказ…
— А мы выполняем свой долг, — прервал его депутат-католик.
Переговоры велись довольно долго. Руководители демонстрантов держались с большим достоинством, и офицер растерялся. Видя, что толпа все увеличивается, он отошел в сторону и сказал:
— Только не задерживайтесь.
И жители города стали свидетелями необычайного зрелища.
Двое инвалидов понесли цветы к памятнику, мужчины, собравшиеся на площади, обнажили головы и застыли на месте, знамена медленно склонились, а охранники встали навытяжку, приветствуя — вопреки приказу — торжественную церемонию.
Делегаты удалились так же молчаливо, как пришли. Морен, дойдя до перекрестка, стал со всеми прощаться. В эту минуту к нему подбежала машинистка федерации Симона и, запыхавшись, сказала:
— Шарль, скорее… Твоя жена… ждет у телефона…
Не сказав никому ни слова, он помчался к помещению федерации, которое находилось неподалеку, и заперся в своем кабинете.
— Алло! Алло! Кто говорит? Это ты? В самом деле ты? До чего же я перепугался!..
Роз звонила ему из клиники «Васильки». Лежа в постели, она слабым голосом поделилась с мужем новостью… Чувствует она себя хорошо. С нею сейчас Ирэн…
Шарль бормотал:
— Спасибо. Большое тебе спасибо.
И этот человек, который командовал партизанами и чей взгляд заставил только что отступить полицейского, сейчас, улыбаясь, вытирал слезы, струившиеся у него по щекам. Неизведанное волнение охватило его. У него ребенок! Сын! Его ребенок! Морену казалось, что в эту минуту произошло событие, изменившее облик земли. Появилось существо, которое еще несколько часов назад не занимало в его жизни никакого места, а сейчас стало главным, — крошечный человечек с едва уловимым дыханием. А ведь сколько миллиардов людей до него испытали это чувство! Сколько детей рождалось и рождается сейчас, а мир, вместо того чтобы от удивления замереть и прислушаться к их первому крику, продолжает свое обычное существование. Человек, наподобие бога, не умирает, он сохраняет свой род, оставляя на земле часть своей плоти и крови.
— Симона! — громко крикнул Морен, и девушка, вбежав, встревоженно спросила:
— Что случилось?
— Лети за вином, принеси несколько бутылок монбазияка, шампанского или чего достанешь, тащи рюмки и позови товарищей.
— Да ты хоть скажи, кто у тебя?
— Мальчик, великолепный мальчик…
А на самом-то деле великолепный ли он? — закралось ему в душу сомнение, когда ушла машинистка. В течение всей беременности Роз его преследовал страх, который он скрывал от жены. Его дед был от рождения хромоногим. И Шарль знал, что его собственная мать, когда он появился на свет, сразу же спросила: не хромой? Сейчас Морен снова вспомнил о своих опасениях. А вдруг это уродство передается по наследству? Роз быстро повесила трубку и не сказала, нормальный ли ребенок, она только сообщила его вес: три кило сто граммов. Какой же он крошка! В голосе жены Морен уловил какую-то неуверенность… С нею все в порядке, раз она сама с ним разговаривала, но что с ребенком? А вдруг он урод? Или слабенький и не выживет?
Морен снял трубку.
— Барышня, прошу вас Париж… Срочный вызов… Да, скорее, как можно скорее.
Его соединили еще до возвращения Симоны.
— Алло! «Васильки»? Я бы хотел поговорить с Ирэн Фурнье… Нет, нет, она у вас — в палате, где лежит Роз Морен… Вы говорите, только что ушла? Догоните ее, прошу вас… Алло! Ирэн? Это ты? Ты видела ребенка?.. Он здоровый?.. Это точно?.. Спасибо… Просто мне пришло в голову… я тебе потом объясню… Ты правду говоришь?.. Да, послушай, купи цветов, самых красивых, и отнеси их моей жене, купи роз… Ты слышишь?..
Их разъединили.
— Черт побери! — воскликнул Морен, кладя трубку. — Я забыл сказать, что приеду завтра.
Пришли товарищи, они шумно поздравляли Морена, обнимали его, целовали, хлопали по спине, и кабинет наполнился радостными возгласами.
В Палисаке, послушавшись доктора Сервэ, муниципальный совет предложил населению собраться у мэрии. Мэр, радикал, колебался, но Сервэ настоял на своем.
— Ну чего вы опасаетесь? Ведь почетный председатель вашей партии первым подписал воззвание, которое я вам сейчас показывал. Неужели вам этого мало?