— Это, — прервал его Вильнуар, — совсем особый разговор.
— А я считал, что ты сторонник намордника.
Вильнуар улыбнулся при напоминании о его остроте во время последних дебатов, посвященных внешней политике. Премьер-министр, отвечая на вопросы, осторожно коснулся соглашений, подписанных его правительством в Бонне и Париже. Он не стал скрывать, что проведение их в жизнь повлечет за собой перевооружение Германии, «но, — нашел он нужным оговорить, — при этом будут соблюдены определенные условия и приняты меры предосторожности, а Германии нужен…» — «Намордник!» — крикнул с места Вильнуар, заканчивая начатую фразу. Его выпад произвел сильное впечатление и был встречен смехом, аплодисментами и возмущенными выкриками, что обычно в отчетах «Журналь офисьель» именуется «разнообразной реакцией». В крупной вечерней газете появилась передовая под заголовком «Намордник». В этой статье был приведен ряд доводов, ставящих под сомнение эффективность соглашений, которые правительство собиралось представить депутатам на ратификацию. После этой истории Вильнуар был причислен к противникам ЕОС.
— Кстати, по поводу намордника, — сказал он, — на мой взгляд, в нем нуждаются не только немцы.
Спорить было бесполезно, Морен знал это по опыту. Он предпочел закончить разговор.
— Серж, как твои бойни? — остановил он проходившего мимо депутата.
Серж де Мулляк был прогрессивный депутат соседнего с Дордонью департамента и недавно был избран мэром одного городка. Он был поглощен своими муниципальными делами и лелеял два проекта, над которыми его коллеги-коммунисты дружески посмеивались: проект строительства бойни и возведения памятника Дюгеклену; в память о том, что он некогда проезжал через городок, главная площадь носила его имя.
— Мы уже купили участок под бойню, — добродушно ответил де Мулляк. — С Дюгекленом тоже в порядке. Я только что видел проект. Открытие памятника может вылиться в демонстрацию национального единства, а этим не стоит пренебрегать.
Морен с де Мулляком без труда достигли согласия в вопросе о заслугах Дюгеклена, который шестьсот лет назад помог Франции освободиться от иностранной оккупации, и перешли к более актуальным вопросам.
Де Мулляк принадлежал к старинной католической семье и гордился тем, что один из его предков во время Французской революции сражался в армии конвента. Сам он принимал участие в Сопротивлении и к концу войны был произведен в полковники ФФИ. В армии его понизили до лейтенанта, он подал в отставку и под влиянием своего друга Ива Фаржа принял участие в борьбе другого рода — стал одним из руководителей движения за мир. По просьбе своих друзей коммунистов он дал согласие поставить свое имя первым в едином списке кандидатов, блестяще прошел на выборах и в палате выделялся своими искусными выступлениями. У него были друзья среди депутатов разных партий. Именно по совету де Мулляка Шарль Морен наладил отношения с депутатом-католиком от одного с ним департамента. Этот человек, как он сказал Морену, крайне обеспокоен германским вопросом, и его можно вовлечь в борьбу за мир, если не требовать от него ничего сверхъестественного. А вот к вице-председателю комиссии по иностранным делам Вильнуару де Мулляк относился крайне скептически, и сейчас он насмешливо спросил Шарля Морена:
— Тебе удалось переубедить господина Вильнуара? Он ведь тоже из аристократов, только его семья оказалась хитрее, чем моя, и в нужный момент сумела отделаться от приставки «де».
— Я не теряю надежды. История с «намордником», о которой я ему сейчас напомнил, может мне помочь в этом деле.
— Не обольщайся. Он убежден, что ЕОС и послужит намордником при условии некоторых поправок, которые по существу ничего не изменят.
— Но может быть, он еще одумается.
— Будем надеяться.
Прощаясь, они пожали друг другу руку, и Морен, заглянув еще раз в кабинет своей группы, ушел из палаты. Он воспользовался машиной Сервэ, чтобы съездить в Париж и лично передать в секретариат председателя Национального собрания свое требование созвать чрезвычайную сессию, с тем чтобы его подпись не была признана недействительной, как это произошло недавно с одним депутатом. Морен мог уехать только на следующее утро и решил посвятить вторую половину дня свиданиям с нужными людьми. Домой он попал около семи часов вечера. В этот день они с Роз праздновали годовщину своей свадьбы. Морен приглашал Роз каждый раз в другой ресторан, обоим хотелось избежать повторения впечатлений и отметить праздник по-новому. «Благодаря этому мы не так заметно стареем, — говорил Шарль, — и всегда ждем чего-то неизведанного». Все, что способно было сблизить их еще больше, доставляло им огромную радость.