Началось с ворчливых замечаний Франсуазы. Она жаловалась на дороговизну, на то, что жить становится все труднее. Вечерами по нескольку раз подсчитывала расходы и с нараставшим беспокойством спрашивала Фернана, как им быть. Но тот, поглощенный чтением газеты, отвечал рассеянно; он отдавал жене всю свою получку и привык, что всегда есть обед. Он знал, Франсуаза в конце концов выкрутится. Только после того, как несколько раз был нарушен заведенный порядок и Фернан вынужден был это заметить, он стал разделять волнения жены. Впервые это произошло в субботу во время ужина. Обычно в субботу вечером они отдыхали, засиживались подольше за столом, беседуя о событиях, происшедших за неделю, или строя планы на будущее. Франсуаза приготовляла какое-нибудь особое блюдо, чтобы побаловать мужа. Фернан любил вкусно поесть. Вдыхая аромат, исходивший от кушанья, он ел с большим аппетитом и неизменно расхваливал Франсуазу, чем доставлял ей большое удовольствие.
В тот вечер при виде поданного блюда он скорчил недовольную гримасу и нерешительно положил себе необычно скромную порцию. Франсуаза ждала, что он скажет, но не вытерпела и спросила:
— Тебе не нравится?
— Нравится, но я не голоден.
— Это мясо по-бургундски.
— Вижу, ты мне подавала то же самое на прошлой неделе.
— Но тогда ты его ел.
— Мне не хотелось тебя огорчать.
— Благодарю.
— Не думай, что я хочу тебя обидеть, но со времен моей солдатской жизни я не могу избавиться от отвращения к тушеному мясу. Кстати, должен признать, что ты готовишь его совсем по-другому. Это вкусно, очень даже вкусно…
— Но ты его не ешь. Конечно, бифштекс тебе нравится больше. Мне тоже.
— Я и не прошу бифштекса, это нам не по карману. Но почему бы тебе не приготовить, например, отварное мясо? Ты же знаешь, что я его обожаю.
— Для этого требуется дорогой сорт мяса, и вообще это невыгодно.
— А ты свари побольше гарнира.
— Ты ничего не понимаешь. Знаешь ли ты, сколько стоит кочан капусты или кило моркови?
— Ну так навари картошки — все лучше, чем это месиво.
— Какой ты нехороший. Ведь я три часа готовила это рагу и, уверяю тебя, сделала все, что можно.
Франсуаза не удержалась и заплакала. Фернан никогда не мог спокойно видеть ее слезы.
— Послушай, я же не хотел тебя огорчать.
— Очень тяжело… мне не свести концы с концами… а ты не желаешь понять. Вот уже полгода, как я ни разу не была у парикмахера, у меня всего одна пара чулок, я ничего не могу себе купить… На всем экономлю, чтобы повкуснее тебя накормить…
— Почему же ты не сказала об этом раньше? Мы бы сообща нашли выход.
— Не могу же я все время жаловаться. Да и откуда ты возьмешь деньги?
— У нас есть небольшие сбережения. Я не хочу, чтобы ты лишала себя необходимого и была несчастной.
Чтобы получить окончательное прощение у жены, Фернан доел рагу, и ее полные слез глаза постепенно озарились улыбкой.
Вскоре после этого разговора они начали тратить свои сбережения, но цены неумолимо поднимались, дети росли и требовали все больших расходов, и Фернан с Франсуазой стали жить еще скромнее. Заработная плата Фернана в течение многих месяцев оставалась неизменной, и он рассчитывал только на Новый год, чтобы при помощи чаевых пополнить семейный бюджет. Но, вопреки его ожиданиям, многие из тех, кого он обслуживал, наградили его менее щедро, чем в прошлом году. Кое-где вместо обычных ста франков он получил всего пятьдесят. Некоторые люди смущенно отказывались даже от покупки почтового календаря. Все эти мелочи убедительнее официальной статистики доказывали Фернану, что понижение жизненного уровня — общее явление. Его сосед докер Леру, торжествуя, говорил:
— Видишь, вот тебе и твоя теория заколдованного круга. Заработная плата давно блокирована, а цены все растут. Если бы в самом деле существовала зависимость одного от другого, цены не должны были бы меняться.
— А я никогда и не возражал против увеличения зарплаты.
— Прости, но когда мы требуем общего повышения ставок, вы вопите, как ослы, что это вызовет вздорожание.
— Так оно и есть.
— А ты хоть помнишь, сколько тебе в последний раз прибавили?
— Да, десять процентов.
— Ну а насколько за это время выросли цены? Скажи сам.