Анри Вильнуар тоже ехал в Париж, но совсем по другим делам. Несколько дней назад ему с величайшим трудом удалось упорядочить свои отношения с женой. Элен упорно не хотела его отпускать и угрожала скандалом. Чтобы избавиться от нее, ему пришлось самому отвезти ее в Сабль д’Олон. Там между супругами произошло новое объяснение.
— Ты должна примириться, — сказал ей Вильнуар.
— Я покончу с собой, — твердила Элен.
Из Сабль д’Олон Вильнуар поехал в Перигё, куда его телеграммой вызвал отец. Заводы работали вовсю, и во избежание забастовки пришлось согласиться на десятипроцентное повышение заработной платы рабочим. Угроза досрочного созыва депутатов была устранена, и Вильнуар надеялся спокойно провести недели две в Довиле с Маринеттой.
Вильнуар протянул руку Морену и сел напротив него.
— Ты не возражаешь?
— Конечно, нет. Я не заметил, что ты тоже едешь этим поездом.
— А я считал, что ты едешь на локомотиве.
— Там иногда бывает приятнее, чем в купе первого класса.
— Ты думаешь, я боюсь ваших демонстраций?
— Нет, но, насколько я знаю, они тебе не по вкусу.
— Во всяком случае, ваша забастовка провалилась, и тебе придется еще немало потрудиться, прежде чем вам удастся повторить тридцать шестой год.
— А ты помнишь, в тридцать шестом с чего все началось? С пения.
— Ну и что из этого?
— А в этот раз мы кончаем с песней. Тебе это ничего не говорит?
Вильнуар пожал плечами и вынул записную книжку.
— Послушай, на днях ты мне говорил о некоем Беро. Пораваль приходил ко мне по тому же поводу. Я согласен подписать протест, но только не поднимайте шумихи вокруг моего имени.
XII
Поезд медленно, словно испустив последнее дыхание, остановился. Он прибыл ровно на тридцать секунд раньше расписания. У вокзала стояла вереница такси. Встречающие толпились у решетки, высматривая знакомые лица среди потока устремившихся к выходу пассажиров. Взявшие перронный билет поджидали у вагонов своих родственников или друзей, приехавших из провинции.
Улыбкой парижанин приветствует всех приезжающих к нему, радостно кидаются друг к другу влюбленные, со всех сторон слышатся веселые возгласы и одни и те же слова:
— Как ты доехал?
— Дай мне чемодан.
— Как здоровье мамы?
Жак Одебер влез на тележку, чтобы его было видно, и обеспокоенно оглядывал все увеличивающуюся толпу. Поток пассажиров казался неиссякаемым, и Жак уже стал опасаться, что Жаклина не приехала. Неделю назад, воспользовавшись выходным днем, он вечером выехал из Парижа на машине отца и на следующий день был уже в Бордо у Жаклины. Он собирался отвезти малолитражку в Бержерак и вернуться поездом вместе со своей невестой. Но из этого ничего не вышло. Хотя Леру снова работал и получил небольшую надбавку, Жаклина боялась оставить мать. Дениз Леру благодаря внимательному уходу за ней рыбаков-коммунистов прибавила несколько кило и выглядела хорошо, но она вынуждена была носить теперь специальный корсет и избегать тяжелой физической работы, чтобы не произошло смещения позвонков. Она очень сочувственно отнеслась к рассказу дочери о ее любви к Жаку.
— Как ты считаешь, он меня действительно любит? — спросила Жаклина.
— Думаю, что любит.
— А если его родители будут возражать против нашей женитьбы?
— Решаете вы, а не родители.
— Как тебе кажется, он достаточно меня любит, чтобы не посчитаться с родителями?
— Тебе виднее.
— Ты с ним познакомишься, и я уверена, что он тебе понравится.
У Жака с Жаклиной произошел длинный разговор. Жак хотел немедленно назначить день свадьбы, Жаклина, более благоразумная, напомнила ему об истинном положении вещей. У них нет ни денег, ни квартиры — словом, ничего, чтобы начать семейную жизнь.
Нужно было отложить все — и женитьбу и следующую встречу. Жаклина вернется в Париж, только если она найдет работу. В «Лютеции» ее место давно уже занято. Кроме того, у ее бывшей квартирной хозяйки все сдано, и в ожидании чего-нибудь получше нужно снять комнатку в гостинице. Это Жак брал на себя. С работой ей повезло. Сюзанна нашла более выгодное место и уступала свое Жаклине. Последнее обстоятельство все решило.
— Жак!
Он бросился навстречу Жаклине, и они обнялись.
Какой-то человек, сопровождавший Жаклину, поставил ее чемодан на землю и неловко раскланялся.
— Что это был за субъект? — спросил Жак, когда они сели в такси.
— О ком ты говоришь?