— Все это наше, — объявила она.
— А шкаф?
— Тоже наш. Его подарила Томасен, а я его покрасила. Тебе нравится? Нам здесь будет очень хорошо, а там, глядишь, мы найдем что-нибудь получше. Только вот диван маловат…
В ответ Жак обнял ее и снова поцеловал.
— Женушка моя дорогая.
Он только что вернулся из Бержерака. С отцом они расстались довольно холодно.
— Дай бог, чтобы ты не пожалел, — сказал тот на прощанье.
Нет, Жак не жалел ни о чем. Его мачеха Анриэтта вернулась домой, и, хотя она еще не работала, одно ее присутствие тяготило всех. Она стала еще более властной, чем раньше, и решительно во все вмешивалась, беспрерывно давала советы и не скупилась на замечания. Отец на все смотрел ее глазами, и Жак удивлялся, как ему могло прийти в голову, что он сумеет победить семейные предрассудки и ввести в семью Жаклину. Но все же он был очень привязан к отцу и жалел его, чувствуя, что тот несчастен. Вот почему он боролся с поднимавшимся в нем возмущением и, последовав совету Жаклины, не уехал, пока отец не нашел себе помощника.
— Без тебя я не останусь ни минуты на этой каторге, — сказал Жаку Кловис.
— Не удирай, пока не кончатся праздники, сделай это ради меня, — попросил его Жак.
Кловис остался, кроме того, из Бордо приехал еще один кондитер; теперь Жак был уверен, что отец управится без него, и уезжал со спокойной совестью. В Бержераке он обновил свой гардероб и подкопил немного денег.
— Я привез пятьдесят тысяч франков, и теперь ничто не препятствует нашей женитьбе, — объявил он Жаклине еще на вокзале, когда она его встретила.
Они были счастливы и в мечтах о совместной жизни забыли о действительности.
— Сегодня вечером мы пойдем с тобой в ресторан, — сказал Жак, когда они сели в такси.
— Нас пригласили Фурнье.
Жаклина все продумала за него, и он решил ей подчиниться. Сейчас ему надо повидаться со своим начальством и договориться о том, когда он может приступить к работе. Но зато завтрашний день они проведут вдвоем…
— Может быть, нам поехать в Версаль? — предложил Жак.
— Это было бы замечательно!
— Какое у тебя красивое пальто!
— Наконец-то ты заметил! — улыбаясь, сказала Жаклина. — Я купила его ради тебя.
Когда они спустились, Томасен шутливо сказала:
— Ну, детка, вы все-таки дождались своего возлюбленного?
Жаклина залилась краской.
Жак оставил Жаклину болтать с консьержкой, а сам поспешил в ресторан, чтобы попасть туда до семи часов, когда часть служащих уходит домой… Он поговорил со швейцарами у служебного входа и окликнул выходившего Анатоля.
— Ты откуда взялся? — удивился судомойщик.
— Я только что приехал.
— Кого-нибудь поджидаешь?
— Вебера, шеф-кондитера.
— Я только что видел его в гардеробе. Ты собираешься к нам вернуться?
— Вебер обещал взять меня обратно.
— Очень рад. Извини меня, но я тороплюсь на профсоюзное собрание… Придешь, надеюсь?
— Обязательно.
Вебер, увидев Жака, смутился.
— Тебе никто не сказал?
— О чем?
— Клюзо взял другого кондитера на твое место.
— А ведь я предупредил, что возвращаюсь.
— Вот-вот, вчера в связи с этим он и заявил мне, что ни в коем случае не возьмет тебя обратно.
— Но почему?
— Надзиратель Бекер написал докладную записку дирекции, будто ты с ним поругался перед отъездом.
— Я сказал, что мне на него наплевать, но к работе это не имеет никакого отношения.
— Пойдем отсюда, ладно?
Вебер повел Жака в соседнее кафе и там сообщил ему:
— Возможно, это только предлог, мне кажется, что за этим кроется другое. Ты не ссорился с Брисаком?
— А что?
— Видишь ли, «шишка» подозвал меня, выйдя из винного погреба, и сказал о твоем увольнении. Сперва он не вдавался ни в какие подробности и, только когда я сказал, что нельзя увольнять человека ни с того ни с сего, сослался на докладную Бекера.
— Но докладную-то тот наверняка написал задолго до моего возвращения.
— Конечно. И Клюзо не такой человек, чтобы откладывать свое решение в долгий ящик. Поэтому я и спросил, нет ли у тебя оснований ожидать неприятностей со стороны Брисака. Понимаешь, начальники всегда друг с другом договорятся.