На первый взгляд, на плотном теле женщины не было ран, кровоподтеков или следов веревок. Только корни, что прогрызли себе дорогу через кожу и плоть.
Волк никогда не видел подобного.
Он дал дорогу подоспевшим медэкпертам. Не отрывая взгляда от порхавшего фотографа — точь-в-точь мотылек в свете прожекторов, — вытащил из кармана сигарету.
— Может, её где хранили? — откашлялся Хвост за его плечом. — Помнишь того мороженщика?
Волк помнил. Но тут было нечто другое.
Нечто не совсем обычное, заползшее с изнанки дня.
Волк чуял его след, тленную печать на онемелой коже.
— Никто её не замораживал, — сообщил напарник позже, заправляясь бутербродом и роняя крошки с губ на клавиатуру. Утренний офис сонно гудел, копы глотали кофе и терли воспаленные глаза. От кого-то все еще пахло алкоголем, от кого-то — женщиной. Один пах другим мужчиной, и Волк приподнял брови, провожая сутулую фигуру патрульного взглядом.
— Не бил и не травил. Остановка сердца, вот что говорят, — привлек его внимание Хвост. — Кровь чиста. Ран не обнаружено, только следы от корней, уже посмертные. Но кто-то же его посадил, верно? Этот гребаный виноград.
— Он покачал головой, скривил губы в омерзении. — Гребаный садовник…
Волк хмыкнул, подался ближе и заглянул через плечо напарника.
— Лора Абелло. Имеется бывший муж, — прочел он. — Вместе брали кредит на квартиру на Брайтон-Бич.
— Его зовут Усик. Мор Усик. Ну и имечко, господи…
Хвост вгляделся в мерцающий экран монитора. Махнул бутербродом, едва не мазнув горчицей по рубашке Волка.
— Пиши адрес.
Жил Усик в неприятной близости к городской железной дороге и мосту. Припорошенные гарью окна его дома выходили на ржавые, вечно влажные опоры, по которым грохали поезда. Вдоль тротуаров катились листы старых газет, за углом торговали русским зефиром и подсолнечным маслом.
Дверь квартиры оказалась не запертой. Стучать и звать хозяина Волк не стал. Что-то подсказывало ему, что на крик все равно никто бы не отозвался. Он толкнул дверь мысом ботинка, положил ладонь на рукоять пистолета и переступил порог. В нос ударил сырой и жирный запах вскопанной земли и тлеющего тела; сумерки затопили квартиру от входа до забранного решеткой окна в конце коридора.
Он вытянул оружие из кобуры. Плавно двинулся вперед. Половицы скрипели под ногами. Между перекрытиями что-то сухо трещало — будто дерево лопалось, распираемое изнутри. Комнаты плыли мимо, все как одна пустые; в отдалении шумела вода. На ее звук Волк и направился.
Как оказалось, хозяин дома принимал ванну.
Он лежал, запрокинув голову в наполненной до краев чугунной чаше. Из крана текло, вода переливалась через бортики и сбегала по безвольным рукам на кафельный пол. Лицо убитого накрыла виноградная лоза, побеги забирались в ноздри и рот. В утопленный живот впивались корни. Клочья зеленого линялого халата обрамляли их тошнотворной травкой.
Волк прижал рукав к носу, закрываясь от вони. Ступил в лужу и завернул кран, не отрывая взгляда от затылка мертвеца. Мор Усик точно не мог ответить на его вопросы. Он был чертовски мертв, причем довольно давно — виноград успел набросать листьев в воду, а тело местами почернело.
И снова этот след. Темный запах прелой листвы.
Кап — упала капля из крана.
Волк обернулся, слыша участившееся биение своего сердца. На миг ему показались шаги — за спиной. Из коридора.
Он положил руку на кобуру и придвинулся к дверному проему.
Выглянул наружу.
Никого. Только сумрак сгущался, кружил сизыми клубами. В конце коридора светлело окно над входной дверью. Шумели проезжающие машины.
Кап.
Волк вздрогнул, посмотрел через плечо. Ванная тонула в тенях. Мертвец лежал на том же месте, черная макушка виднелась над бортиком. Листья шелестели.
— Усик мертв, — выдохнул Волк в телефон, уже стоя на крыльце. На лоб упала капля, и он, содрогнувшись, торопливо стер ее пальцами. Но то был лишь дождь.
Начиналась серая морось.
— У Абелло или ее мужа были враги?
Женщина на другом конце стола переплела пальцы — импровизированный барьер между собой и детективами. Бросила взгляд в сторону выхода.
— Нет. Милая пара, все их любили.
Участок медленно пустел. Вскоре в офисе остались только Волк, Хвост и лейтенант в стеклянном кубике своего кабинета.
Пальцы Волка грела кружка кофе. С экрана монитора укоризненно смотрели Абелло и её бывший муж.
— Нашли отпечатки, — сказал Хвост. — Совпадений в базе нет.
Он крутанул колесико мышки, пролистнув текст письма. Вскинул брови.
— И следы ног. Босых ног.
Волк отставил кружку.
— Он что, мылся вместе с жертвой?
Хвост пожал плечами. Рядом с его рукой затрещал телефон, но он не взял трубку.
Вызов умер своей смертью.
— На ступнях убийцы была земля. Такие же следы на лестнице и в холле.
— Почему же тогда развелись?
Она пожала плечом. Снова глянула на дверь.
— Лора не говорила об их внутрисемейных делах. Предпочитала решать все сама.
— Вы знали, что она собиралась уехать из города?
— Последнее время я редко с ней общалась. — Линия её губ дрогнула. — Я могу идти, детективы? Мне нужно забрать ребенка из школы.
— Конечно. — Волк развел руками. — Если что-либо вспомните…
Женщина поднялась. Ножки стула проскрежетали по полу.
— Я сразу же вам сообщу, — кивнула она и вышла.
Торопливый стук ее каблуков утих за дверью.
Хвост вновь запустил последнее сообщение на автоответчике Абелло. Голос ее бывшего мужа дрожал.
«Мы разбудили тьму», — одними губами повторил за записью Хвост и выпустил дым через оскаленные зубы. — Да он полный псих.
— Ясно, что с головой у него было не все в порядке. Но согласись, то, что происходит, странно.
— Странно то, что моя соседка никак не отравит своего мужа, который ее регулярно колотит. Ходит, знаешь, с такой рожей… — Рука Хвоста описала воображаемую припухлость у лица. — Я бы давно грохнул.
— Можно просто подать на развод. Мы же не звери, — заметил Волк и углубился в изучение фотографий.
В отчете патологоанатома говорилось, что корни пронизывали ткани на десятки сантиметров вглубь. Никаких следов разрезов. Высадить растения таким образом было невозможно. И вырастить их так быстро тоже.
— По крайней мере, не совсем звери, — отозвался Хвост где-то на периферии сознания.
На сей раз телефон зазвонил на столе Волка. Он снял трубку, зажал ее между плечом и ухом.
— Мартин Волк слушает.
2
Тихоня не помнил, что было в начале.
Казалось, он существовал всегда. Он, звезды и его растения. Поколения рождались и уходили, менялись времена года и континенты, города вырастали и разлетались пылью. Это слабо его трогало.
Но он всегда приходил, когда его звали. Он помнил стук барабанов — звонкий в ночи саванн. Помнил хохот менад и запах вина. Гулкие подвалы. Ритуалы, которые соблюдались всегда.
Вот только порой в своих ритуалах люди заходили слишком далеко.
Лоза ползла по белой ноге. Тихоня слышал, как текли соки под шкуркой стебля. Как под напором корней трещали кости.
Он накрыл ладонью усик лозы, и тот удлинился, выпустил листья.
По его спине скользнул взгляд. Кто-то наблюдал за его работой, и Тихоня оглянулся.
Всего лишь кошка. Её зеленые глаза светились из сумрака под мостом. Она подошла, блестя пятнистой шкурой. Обнюхала протянутые пальцы, теплая, пахнущая травой и дворовой грязью. С урчанием потерлась о бок Тихони.