— Что именно ты уберешь? — тихо улыбаюсь, потому что догадываюсь, о чем он говорит.
Шепот, такой тихий, что слов не разобрать.
Хмыкаю и легонько шлепаю по наименее красному участку:
— Давай под душ, потом кремом намажу.
Парнишка сползает вниз, на пол, пытаясь стереть животом следы того, что ему тоже сегодня все понравилось. И тут же, пулей вылетает в коридор.
— Ванна справа, — говорю я вслед и сразу слышу хлопок двери.
Потом я втираю в его влажную после душа и все еще красноватую кожу бальзам, а тело подо мной снова выгибается… чуткий мальчик. Темпераментный. Как для меня… Он весь — как для меня.
Но вот смогу ли я его сделать своим или снова зароюсь с головой, как страус, придумав кучу причин, почему нам больше не надо встречаться. Нет, конечно, если он попросит… Но сама?! А он не попросит, я уверена… Уверена, что не…
— До свиданья?
Он стоит в дверях, такой взволнованно-напряженный, такой потерянно-ищущий… Смущенный и, почему-то, немного виноватый. Ах, да, покрывало! Далось оно ему… Стиральные машины и не такое отстирывают.
— Я свободна с утра, по средам и пятницам, — непонятно зачем произношу, и страус внутри меня вытаскивает голову из песка и смотрит как на сумасшедшую.
«Ну, вообще-то мы же ищем постоянного партнера, — говорю я сама с собой, то есть со страусом. — И этот мальчик нам подходит. Очень подходит!»
Я смотрю, как на лице парня появляется робкая, несмелая улыбка, потом он расцветает, глаза сияют, и меня так и тянет улыбнуться в ответ, просто нельзя удержаться.
— Хорошо, я тогда приеду… в среду, можно?
— А ты уверен, что у тебя к среде все заживет? — интересуюсь я немного ехидно.
— Нет… Но вы тогда сможете поиграть со мной иначе. Я читал вашу анкету… Мне там много что понравилось.
Я понимаю, что после вопроса: «А что именно тебе понравилось?» проще будет пригласить его обратно и попить все же с ним чаю, а мне уже пора ехать забирать старшего ребенка из школы. Как-то все очень впритык сегодня, непродуманно, неожиданно.
И я лишь согласно киваю и уточняю:
— Обсудим вечером в агенте.
— Хорошо, — тоже кивает он мне в ответ. — Меня Игорь зовут. На самом деле — Игорь.
Я провожу ладонью по его руке, от плеча до запястья. Первый слой — ткань куртки, но я как будто чувствую сквозь нее… И он тоже. Потому что замирает и снова смущается. Лапочка…
— До вечера? — теперь его голос звучит гораздо бодрее.
— До вечера, — уверенно отвечаю я, мысленно пиная ногой паникующего страуса. Неожиданно маленький вихрь куража проносится внутри, и я вдруг спрашиваю: — Ты сладкое любишь?
— Не то чтобы… Лучше мясо, — Игорь смеется, вспоминая цитату из моей анкеты: — А вы какие конфеты любите?
— Шоколадные, — я вновь провожу пальчиками по рукаву его куртки. Ловлю его смущенно-шальной взгляд. Он явно не хочет уходить… Но мне пора. Мне уже правда пора. — С меня чай, а все остальное обсудим вечером.
— Да… — И Игорь, вздохнув, разворачивается, чтобы открыть дверь в лифтовую. — До вечера?..
— До вечера.
Странное ощущение, что я помолодела лет на двадцать. Внутри все поет… Побитый ногами страус валяется на песке. Мир прекрасен… Крылья… Крылья расправлены. Взлетаем… Парим… Ждем.
Мария Дубинина, Сора Наумова
ЕСЛИ БЫ МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ РАНЬШЕ
Райончик был так себе, и слава за ним закрепилась соответствующая, но Генри Макалистера это никогда не останавливало. Банда О'Нила сегодня должна получить по заслугам и раз и навсегда уяснить, что нельзя шутить с настоящими шотландцами. Генри не смущало численное превосходство противника, он был уверен как в своих силах, так и в поддержке товарищей — шотландцы своих не бросают, не здесь, в ненавистной Англии, где кругом эти наглые англосаксонские выродки. Генри ненавидел англичан за то, что вынужден жить рядом с ними, и это иррациональное чувство делало его сильнее и не давало потонуть в своем одиночестве.
Патруль бобби прошел стороной, место «встречи» было тускло освещено парой фонарей и луной, почти цепляющейся круглым желтым брюхом за острый шпиль невидимого отсюда, из Ньюхема, Биг-Бена. Ирландцы явились в полном составе, на добрых пять пар кулаков больше, но Макалистер только усмехнулся и сплюнул под ноги О'Нилу. Они были внешне довольно похожи. Рослые, физически сильные, с рыжей шевелюрой и конопатым лицом. Только глаза у ирландца были бледно-зелеными и холодными, как у змеи. Драки было не избежать, и Генри с радостью дал отмашку своим парням.
К приходу полицейского наряда, на мостовой грязной подворотни остались следы крови, пара выбитых зубов и осколки одного из уличных фонарей.
Макалистер был доволен одержанной победой, но, как и в прошлые разы, это не приносило ожидаемого удовольствия. Как будто это было само собой очевидно и не требовало подтверждения. Он шел по пустой темной улице в сторону колледжа, где учился в свои неполные восемнадцать. Родственники по маминой линии позволили ему снимать комнатушку под самым чердаком поближе к месту учебы. Вечерами Генри пропадал на заработках, днем учился, впрочем, не слишком прилежно, а ночами приходил в шотландский паб, где были все его друзья-единомышленники. С ними он устраивал беспорядки, восстанавливал справедливость, травил особо наглых английских отморозков, которые днем чувствовали себя достаточно безнаказанными, чтобы издеваться над «шотлашками». На прошлой неделе пару ночей пришлось провести в кутузке, но дело того стоило.
Генри свернул на Ричмонд-роуд и остановился.
— Кто здесь? — спросил он, с прищуром оглядывая полутьму по обеим сторонам слабо освещенной дороги. Призрачный шепот дал ему подсказку. Макалистер решительно свернул в сторону и, нырнув в темную нишу, схватил за химок притаившегося там шпиона.
— Ты кто такой, засранец? Из банды этого идиота О'Нила? — Генри встряхнул добычу за воротник и только после этого как следует рассмотрел. Девчонка спрятала лицо за растрепавшимися длинными волосами, от энергичной тряски выскользнувшими из-под резинки. Девушек Генри не обижал, а те в свою очередь не обижали его отказом в случае чего. Вот и черноволосую девицу Генри осторожно поставил на землю. Та еще ниже опустила голову, но любопытство Генри было задето, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
Непримиримый взгляд пронзительно темных раскосых глаз пронзил его как автоматная очередь.
— Парень? — недоверчиво спросил Макалистер и отдернул руку. — Вот блин, чертов ты китаец.
— Японец.
— Что ты там сказал?
— Я не китаец, — так же тихо повторил парнишка. — Японец.
Говорил он по-английски, но немного неправильно расставлял ударения. Оказалось, что Сората, так его звали, недавно прибыл в Лондон и его незамедлительно обворовали. Пойти ему было некуда, помощи просить тоже не у кого. Генри бы ушел, просто продолжил свой путь, чтобы поскорее очутиться в своей тесной клетушке и зализать раны, но что-то его останавливало.
— И куда ты пойдешь, китаец?
— Не китаец, — Сората гордо вскинул длинноволосую голову. — Японец.
— Да начхать, — отмахнулся Генри. — Ладно, сам разбирайся, а мне пора.
Он обогнул препятствие и, сунув израненные руки в карманы, продолжил путь. На душе скребли кошки, но Генри не хотел вешать на себя груз заботы о другом человеке. Мать не доверила ему даже собственную младшую сестренку, значит, Генри не годился для такого. Он одинокий волк.
Ровно через квартал Макалистер остановился. Духи, что всегда окружали его, выражали недовольство. Они гудели в его голове потревоженным ульем, их холодные прикосновения отзывались мурашками по всему телу.
— Чтоб вас всех! — Генри выругался, ожесточенно потер торчащие во все стороны жесткие волосы и развернулся. — Просто надо убедиться, что он пошел своей дорогой. И все.
Он вернулся обратно, но на дороге валялся рюкзак японца, а самого его не было. Зато в той самой нише слышалась какая-то возня. Генри этот звук вовсе не понравился. Он ворвался туда, схватил первое, что подвернулось под руку, дернул на себя и от души съездил по лицу. Брызнула кровь из разбитого носа, мужик взвыл и бросился наутек, и Генри не стал его преследовать. Стоило подумать, что в такой близости от окраин Ньюхема иностранцу опасно ошиваться одному по темноте.