Летняя охота с легавой не увлекала меня. Настоящие охотники эту охоту самой благородной считают — здесь и ловкость стрелка, и дружба с собакой, но или я ненастоящий охотник, или такой легавой мне не попадалось, которая, как у других охотников, другом бы моим сделалась… Самой же веселой и азартной охотой считаю я охоту с гончими. Многие предпочитают такую охоту по первой пороше, а вот я по чернотропу охотиться люблю и уже с сентября месяца начинаю готовиться к ней. Осень!.. Под старость я люблю ее не меньше весны. Как весной радуешься расцвету земли, так в сентябре начинаешь грустить, смотря на медленное ее увядание. Уже отошла бурная пора цветения, но поздние цветы все еще напоминают нам о лете. Цветут нежно-голубые цикории, золотистые одуванчики, лиловые луговые васильки, белые и розовые зонтики тысячелистника, чертополох, татарник, в лесу второй раз зацветает брусника. В лесу становится глуше, затихают голоса птиц. Продолжают отлетать на юг вальдшнепы, славки, горихвостки. Начинается отлет у коньков, зябликов, вяхирей. Вместе с ними летят их враги — ястреба-перепелятники. Зимующие у нас птицы меняют свое местожительство. Серая куропатка покидает поля и уводит свой молодняк поближе к воде, в сырые овраги и мочажины. Белая куропатка уходит с моховых болот в густые кустарники. Вороны, галки, сороки покидают леса и рощи, переселяются в города и деревни. С каждым днем все сильнее и сильнее ощущаешь дыхание осени.
Действительно, очей очарованье!.. Что может быть лучше березовых перелесков, где и осинка и рябинка растет!.. Словно холодные костры полыхают в них в конце сентября, в начале октября. Куда там костры — ярче! Днем при солнце огонь костра малозаметен, а осины, березы, рябины, залитые солнечным светом, горят разноцветным пламенем: багряным, желтым, розовым, золотым. А на земле ковер из опавших листьев, и в каждом листочке такая красота, что положишь листок на ладонь и смотришь на него не насмотришься. А когда по лесной дороге идешь, нарочно листья ногами загребаешь: их шуршание лучше музыки кажется. Люблю я и запахи увядающей листвы, трав, прощальные запахи земли перед белым ее безмолвием — зимой. Ударят морозы, скуют землю и будто запахи ее убьют. Тогда, на мой взгляд, самое плохое время в году начинается. Земля, как черствая краюха, листва облетела, болота, озерки, лужи — все льдом покрыто. Как-то сразу глухо, голо, тоскливо делается. И охотиться в такую погоду плохо: о мерзлую землю собаки в кровь ноги сбивают… А вот когда осень уже дохнула свежестью, а зима еще не скоро, когда лист на деревьях еще держится и земля влажная, тогда самое мое любимое время — чернотроп. Хорошо выйти из дому на рассвете с ружьем за плечами, держа на сворке собак. Они рвутся вперед, взглядывают на тебя с укором: «Что ж ты не пускаешь нас? Пускай!» Погожей осенью бывают иногда такие обильные росы, что будто поля, луга, лесные поляны сплошь матовым серебром покрыты. Пересечешь полянку — и позади тебя на серебряном этом фоне следы остаются, будто нарисованные зеленой краской. Такое утро обычно в чудесный день переливается. Но еще лучше для охоты с гончими пасмурный тепловатый денек. В этот денек все полинявшим кажется: и листва, и трава, и небо. Над болотами, мочажинами стелется туман. Влажная земля долго хранит запахи заячьих и лисьих следов, собаки идут по ним, «не скалываясь», и как ты, заяц, не петляй — они тебя разыщут.
А какие собаки у меня были! Заливая, к примеру, взять: костромич, красавец, ноги прямые, пальцы сжаты — «лапа в комке», как говорят охотники. Паратый был пес. О нем в округе легенды ходили. Один охотник, у которого язык впереди мысли рыскал, так о Заливае рассказывал: «Вот у Ивана Петровича гонец, так это гонец! Зайца возьмет — неделю гонять будет, не отстанет. При мне такой случай был… Заяц — полем, Заливай — за ним. Заяц лесом, Заливай — за ним. Заяц — к реке, Заливай — за ним. А у реки берег обрывистый, высоченный. Подбежал заяц к обрыву — и бух с него в реку. Подбежал Заливай, на секунду остановился, потом перекрестился и тоже — бух с обрыва…» Ну тут уж я не выдержал, остановил рассказчика: «Подожди, подожди, ты ври, да не завирайся: как это собака перекрестилась?» А рассказчик не смутился. «Очень просто, говорит, лапкой у морды помахала, вроде как бы перекрестилась, и прыгнула…»
Шутки шутками, а пес действительно был редкостный… И погиб самым нелепым образом. Сосулькой убило… Поехал я в марте на соседнюю фабрику, Заливай за мной увязался. На фабрике я в контору зашел, а пса на крылечке оставил. Десяти минут не прошло, вбегает в контору парнишка: «Иван Петрович, вашу собаку убило!» — «Как убило?» — «Сосулькой». Что, думаю, за чепуха? Выбежал из конторы. А рядом с ней трехэтажный кирпичный корпус. Глянул я на крышу, а с нее сосульки свисают метра полтора длиной, толщиной в ногу. Денек-то теплый, солнечный, сосульки подтаивали и с крыш падали. Заливай возле самой стены корпуса ходил, сорвалась такая сосулька, пуда на полтора весом, и по голове ему вдарила. Так я и лишился Заливая. Думал: теперь — шабаш, не погуляю теперь по чернотропу. Два года не охотился, а потом привезли мне в подарок пару щенков, сучек, обе тоже костромички, под масть Заливаю. Одну я Арфой назвал, другую — Занозой, стал растить их, наганивать, и что вы думаете? Такие собаки получились, что я и про Заливая позабыл. Арфа покрупнее, Заноза помельче, но обе как выточенные. У Арфы голос погрубее, а у Занозы, как колокольчик. Заноза поратее была, Арфа лучше след разбирала, сметки разгадывала и всегда первой голос подавала…