Глава 8.
Утром следующего дня я помогал тёте с готовкой и развешиванием белья. Безусловно, моя помощь очень удивила её, она даже отшутилась, сказав: «Неужели ночью инопланетяне тебя подменили?», но все равно была несказанно рада, что я проявляю рвение помогать ей. Я тоже был рад. Даже испытал давно забытое мне чувство, такое приятное и завораживающее. Чувство, когда ты горд собой, что сделал что-то хорошее, сделал кому-то приятное.
Как только я закончил помогать тете Агате с домашними делами, я принялся играть на скрипке. Выбрал я произведение «Времена года. Весна» Вивальди. Насколько я помню, моя мама безумно любила первый концерт известнейшего композитора, а отец больше предпочитал третий концерт, т.к. в игре звуки плавно сменяют друг друга: от радостного, бушующего, яркого к нежному, спокойному, а затем снова к бьющему оптимизмом темпу. По правде говоря, я разделял его предпочтение. Мне нравятся эти размеренные переходы. Это произведение столь необычно для меня: оно совмещает в себе призрак лета и начало наступающих холодов.
Ближе к трем часам дня, я закончил игру и положил скрипку на прежнее место. Сегодня день обещал быть солнечным и теплым, как вчера. Я решил немного прогуляться, в душе храня надежду столкнуться с Ханой. Спустившись вниз, я предупредил тетю, сидевшую в гостиной и читавшую газету, о своем намерении и вышел во двор.
Медленно, не торопясь, я направлялся к калитке, как вдруг заметил высовывающуюся головку маленькой девочки за соседским бетонным забором. Я удивленно вскинул брови, а она, поняв, что её заметили, мигом скрылась за забором. Меня это удивило, но и заставило улыбнуться.
-Почему ты прячешься? Я же все равно тебя заметил.
С той стороны забора послышался слабый вздох. Девочка вновь показалась за забором.
-Как тебя зовут? И почему ты подглядываешь?-осведомился я, наклонив голову набок и разглядывая лицо девочки. У неё были короткие волосы, большие темно-карие глаза и оливкового цвета кожа. На вид ей не больше десяти лет, но взгляд её не был похож на взгляд детей её возраста.
-Меня зовут Эвелин Ланкастер, и я вовсе не подглядываю,- представилась девочка, обиженно надув губы.
-Тогда как это назвать?- полюбопытствовал я, наблюдая за реакцией девочки.
-Способ познакомиться,- ответила она, широко улыбаясь.
Я непонимающе смотрю на неё, ожидая продолжения. Она это понимает.
-Твоя игра восхищает меня,- продолжает она, завороженными глазами впиваясь в меня.- А я ведь тоже скрипачка. И хочу научиться играть как ты.
Я ошеломлен. Настолько, что не могу найти каких-либо слов, забыл, как вообще говорить. Девочка выжидающе на меня смотрит.
-Что, настолько польщен?- смеется она, и я вновь овладеваю собой.
-Ну, типо того,-мой голос звучит неуверенно.
Я нервно улыбаюсь, думаю над её словами. Преподавать кому-то игру на скрипке – об этом я никогда не думал. Однако это хороший способ начать бороться со своим страхом. Маленький шаг на пути к успеху. И его не стоит упускать.
-Ладно,-вздыхаю я, стараясь выглядеть более уверенно.- Если ты очень этого хочешь.
Она широко улыбается и радостно вопит. Я снова не сдерживаюсь и улыбаюсь. Однако на душе чувствуется тревога. Перемены в моей жизни пугают меня, но я не желаю больше жить в страхе, серости и однообразии. Хана права, музыка не создана для кого-то одного, она принадлежит всем. Какой же я музыкант, если не могу поделиться игрой со слушателями?
-Меня зовут Ник Фауст,- представляюсь я.- И я очень серьезно отношусь к музыке. Надеюсь, ты тоже.
-Можешь не сомневаться,- заверила меня Эвелин, задорно улыбаясь.
Я чувствую, как от этой девочки веет уверенностью и как в мое сердце прокрадывается слабая зависть. Я вспоминаю Хану, выступающую на сцене, вспоминаю её легкие, уверенные движения. Интересно, смогу ли я когда-нибудь выступать так же, как она? А что если я не смогу побороть свой страх? Что тогда делать? Но нет, не нужно об этом думать. Если я поддамся страху, я лишусь смысла своего жизни. Я не могу позволить ему взять верх над собой.
Я иду по улочке, обставленной по обе стороны фонарными столбами и цветами. Здесь достаточно уютное и атмосферное местечко. Я вижу кафе под названием «Лунная ночь» и вспоминаю, как с родителями часто бывал там, пил сок и наедался пирожными. Мама пила сок вместе со мной, а отец любил кофе. Горячий, ароматный кофе, который мне не нравился никогда. Слишком горький, оставляющий неприятный привкус во рту. Вывеска этого кафе деревянная, с вырезанными словами и серпом луны. К нему прилегает небольшая беседка, а на каждом круглом столике стоит свеча в стеклянном подсвечнике. Народу тут немного, но по вечерам, обычно, больше. Здесь прекрасная еда и напитки. Я люблю это место.
Я брожу по городу уже два часа. Бывал возле фонтана, на мосту, прошел мимо галереи и музея, надеясь случайно наткнуться на золотоволосую девушку. Знаю, что шансов маловато – наверняка она сейчас дома, занимается игрой на скрипке или смотрит телевизор,- но я все равно продолжаю надеяться.
Я до сих пор не взял у неё номер телефона, хотя возможностей было предостаточно. Теперь корю себя за излишнюю робость. Решаю, что при следующей встрече обязательно возьму номер её телефона.
Мне хочется пойти в парк и посидеть у старого дуба, вновь насладиться песней ветра. И я туда направляюсь.
Солнце клонилось к горизонту, и дневная суматоха сменялась вечерним спокойствием. Деревья понемногу одеваются в зеленое одеяние, а в воздухе витают невесомые паутинки. Я снова слышу прекрасную игру и узнаю это произведение – каприс №24 Паганини. Я иду на звуки и вижу собравшуюся толпу детей, а рядом с ними взрослые. Человек собралось около двенадцати, и все они с наслаждением слушают игру. Они плотным кругом окружили игравшего, отчего я не видел его или её лица. Но подойдя ближе, я выглянул из-за плеча высокого мужчины и ошеломленно уставился на, до этого момента, неизвестного мне исполнителя.
Как всегда очаровательна и свободна. Она улыбается всем, а ей улыбаются в ответ. Маленькие дети пританцовывают, а взрослые между собой расхваливают её игру. Внезапно меня пронзает холод, и я ощущаю себя обессилевшим. Такие как Хана предназначены для сцены, они рождены были для того, чтобы выступать и делиться своими чувствами через музыку. А не я, скрывающийся в своей норе, безвольный музыкант.
Я чувствую вновь подступающую неуверенность. Она снова жаждет заковать меня в свои оковы. Мне хочется поддаться её воле, позволить захватить меня в свою власть, но в нужный момент в моей голове всплывают слова Ханы: «Если ты настолько любишь музыку, так борись за неё, борись за мечту». Если я позволю страху сломать мою хрупкую волю, я не смогу себя простить за свою слабость.