Я старался не смотреть на бывших товарищей. — Дэн, — шепнул один из них. — Ты это, не бери сильно к сердцу. Тебе еще жить. А мы, если Звезды дадут, как-нибудь устроимся.
Не поднимая головы, я кивнул, уже зная, что от вины за эти жизни не избавлюсь никогда. Как и за других, оставленных в порту и по пути.
Вернулась ведьма, отдала деньги и забрала камень. Торговец засомневался: — Кандалы снимать? А может, оставить? — Снимай. Мне что, его к кузнецу вести, что ли? Давай, давай.
Я разминал натертые конечности и не мог понять. Неужели бабка настолько сильна, что не боится здорового молодого мужчины не самого слабого вида? Она же едва до подбородка мне достает. Но та на мой недобрый взгляд лишь показала рукой вперед: — Шевелись. Я на другом конце живу, у леса.
Я пошел вперед. Бежать прямо сейчас неразумно. У нее в руке камень. Даже если мне удастся отбежать далеко, куда я денусь полуголодный, в просоленой грязной одежде и с таким леосским, что меня всякий опознает как чужака? Если бабка прямо сейчас не пустит меня на декокты, я хотя бы поужинаю. А там посмотрим.
Мы вошли в крепкий двухэтажный дом. Хорошо живут леосские ведьмы. Впрочем, в стране, где так мало магии, знания трав и материалов с умением влить кроху сил могут дорого стоить. Ведьма отдала за меня почти два золотых и не поморщилась, хотя промышляет в далеком поселении. Мне казалось, что я уловил в ее речи легкий северный акцент.
В доме мне было указано на стул. — Присаживайся. Как тебя называть? — Дэн.
Ведьма кивнула. — В углу рукомойник. Вымой руки и возвращайся за стол. Я принесу обед.
В углу и правда был рукомойник, а еще мыло и полотенце, чистое, свежее — редкость в домах поселян. Ой, непроста эта сельская ведьма, непроста. Последний раз мне доводилось мыться еще на "Изабелле". Я с удовольствием намыливал руки, лицо и шею. Когда я вернулся, на столе стояла большая тарелка похлебки с толстым куском хлеба. Я призвал на помощь всю свою сдержанность, чтоб не наброситься на еду как голодный пес.
Ведьма тоже вымыла руки, налила себе и села за стол. Только тут я сообразил, что хитрая бабка заняла меня едой, пока отходила к рукомойнику. Непроста, очень непроста.
Какое-то время мы ели молча. Наконец, я вспомнил про вежливость и постарался сложить слова правильно: — А тебя как называть? — Зови как все, ведьмой. — И все? — И все.
Я кивнул и вернулся к еде.
После ужина ведьма собрала посуду и унесла в кухню. Я мог бы сорваться с места и убежать, но бабка правильно расчитала: и некуда, и не хочется. Слишком сытно стало и сонно. — Дэн, не спи. Рано еще. Выпей отвара. Нам нужно поговорить.
Я понюхал горячую жидкость в чашке. Кажется, обычный бодрящий отвар. Выпив половину, я начал говорить первым, тщательно выговаривая леоссийские слова: — Ведьма, или ты меня отпустишь, или я сам уйду, но ты умрешь. И это, — я кивнул на камень, который она бросила на другом конце стола, — меня не остановит.
Ведьма усмехнулась и медленно заговорила: — Куда ты уйдешь? Лесных троп не знаешь, а на дороге тебя быстро найдут. По твоему леосскому сразу виден чужак. Будешь спать под кустом, воровать еду? Нет, Дэн, ты никуда не уйдешь. Ты сейчас принесешь воды из колодца, я ее нагрею, ты вымоешься, а я пока найду у соседей одежду почище твоей. Завтра постираешь.
Пока я раздумывал, чего на самом деле хочет от меня эта бабка, она кинула быстрый взгляд в окно и тихо проговорила на чистом, совершенно чистейшем шалпийском: — Успокойся, Дэн, и не торопись. Вместе уйдем.
Старуха пошла за ведром, а я остался сидеть, совершенно онемев.
Часть III. Амелия
Глава 1. В магтефактной мастерской
Проснувшись в гостевой комнате особняка Ривалтов, я почувствовала себя хорошо выспавшейся и отдохнувшей. Напряжение последних недель исчезло. Вчерашний день начался как кошмар: артефакт подчинения, позор на пристани, удар… Как мне повезло, что владетель решил проследить за отправкой невест! Вечером, когда я окончательно пришла в себя, герцог поинтересовался, чего я хочу. Я ответила, что больше всего я желаю вернуться в мастерскую отца и работать как свободный магтефактор. У этой идеи был лишь один недостаток: мне еще не исполнилось двадцати одного, поэтому требовался опекун. Герцог пообещал найти мастера, который станет работать вместе со мной и одновременно запишется в мои опекуны, при этом обязуясь не чинить мне препятствий в свободной жизни.