И Сева возглавил эту защиту.
Маленькая комната, в которой он жил вместе с младшим братом, оказалась способной вместить еще одну койку. Это была койка их двоюродного брата Валентина Лозы, приехавшего с Украины в Ленинград учиться. Валентин был старше Севы на несколько лет, он поступил вначале на рабфак Политехнического института, а потом и в институт.
В Политехническом институте Валентин познакомился с какой-то необыкновенной, по его словам, девчонкой и все свободное время проводил с ней. В квартире родственников он прожил года три, после чего стал искать себе отдельную комнатенку: необыкновенная девушка обнаружила полное понимание его надежд и планов и готова была разделить с ним все трудности жизненного пути.
Но пока еще Валентин жил в маленькой комнате. В порядке солидарности с Севой он готов был внести свою лепту в дело защиты двоюродной сестры от всяческих «искусителей».
Сева создал «братство лощей». Маленькая комната называлась отныне лощиной, а ее обитатели — лощами. Сева сочинил даже песню лощей:
В задачу лощей входило — оберегать Машу от «злодеев».
Каждый Машин поклонник получал прозвище, под которым и фигурировал в опере «Лощина». Опера писалась на манер дневника и непрерывно пополнялась новыми сценами и действиями.
Сева вовсе не считал свою сестру такой слабенькой и беззащитной. Важно было другое. «Злодеи» знали, что она одинока, с маленьким ребенком, они строили свой расчет именно на ее одиночестве, на потребности в человеческом внимании и заботе. Надо было с самого начала дать им понять, что она не так уж одинока, как это кажется, что живет она в большой дружной семье и у нее много защитников. Эту защиту и олицетворяли лощи. В конце концов, она сама обрадовалась их предложению. Эта игра помогала ей справляться со своим одиночеством.
Женя Воронов никогда бы не догадался, что в опере «Лошина» он фигурирует в образе Муция Сцеволыча. Узнав от Маши все подробности его поведения и услышав, что Женя одновременно завоевывает два сердца, Сева очень возмутился. Видимое благородство маскировало невидимую подлость — и лощи, чтобы не ругаться прямо, прозвали Женю Муцием Сцеволычем. Он ни разу не появлялся в их квартире, но несколько раз звонил Маше по телефону. С того момента, как Маша обнаружила коварство в поведении Муция, она разрешила лощам «гасить» его телефонные звонки. Вскоре он перестал их беспокоить.
Другого «поклонника» Маше навязали заботливые подруги по университету. Они очень огорчались тем, что такая милая, такая приятная Маша остается в одиночестве. Маша не была близка с этими девушками так, как с Лидой, она никогда не бывала у них дома. И вот однажды ее пригласили, таинственно намекнув, что некто, по профессии физиолог растений, желает с ней познакомиться. Это был знакомый одной из девчат, он охотно разрешил им заняться устройством своего семейного счастья. Бояться ему было нечего, потому что он был почти вдвое старше своих «добрых фей» и его жизненный опыт был соразмерно более весом.
Биолог? Лощи дали ему прозвище — Чарлз Дарьин.
С Дарьиным Маша познакомилась на вечеринке у студентки из Машиной группы — Лили Гурьевой. Сначала все было нормально, гости рассматривали альбомы и иллюстрированные журналы, слушали радио, говорили о том, о сем. Их было порядочно, гостей, и Маша не сразу поняла, кого ей прочат в женихи. Признаться, она подумала совсем на другого, на долговязого лохматого молодого человека, развлекавшего всех испанскими стихами в собственном переводе. Сразу видно было, что он безмятежно предан своему занятию, что знает он во много раз больше, чем говорит, что есть у него свои собственные мысли о многом, свои собственные суждения. Маше он понравился, но очень скоро она поняла, что он чей-то муж и жена его придет сегодня непременно, только не раньше одиннадцати часов вечера, потому что занята на работе.
«Жених» обнаружился, как только уселись за стол, — Лиля усадила его, конечно же, рядом с Машей. Он оказался скучным, уставшим от жизни человеком лет сорока, любителем пульки. Он знал, зачем его посадили рядом с миловидной блондинкой в закрытом клетчатом платьице, он ухаживал за ней и следил, чтобы рюмка ее не была пуста, а на тарелке появлялись бы новые и новые закуски.