— Ты в своем уме? Кто тебе позволил? — спросила Маша возмущенно. — А что, если бы муж мой стоял вот тут рядом? Видно, на это ты и рассчитывал… И не стыдно?
— А что же мне остается? — спросил Ося тихо и печально. — Если бог не дал тебе сердца и глаз и если ты так бесцеремонно поступаешь со мной в течение вот уже пяти лет, что же мне остается?
— Я прошу тебя больше не позволять себе такой наглости. Ты можешь доставить мне столько слез, такие огорчения, что ужас. Ведь он вообразил бы, что у нас с тобой черт знает что… А за что мучить его?
Оська сел на диван, поглаживая свои кудлатые светлые волосы.
— А меня мучить льзя? Его нельзя, а меня льзя?
— Ося, у тебя есть Рыжая, и не разыгрывай влюбленного. Того и гляди, женишься, а делаешь вид, что неравнодушен и ко мне.
— Извини меня, Маша, но ты — дура, — ответил он печально и растерянно.
Он поник и сидел молча. Всё в этой комнате было знакомо ему. Особенно хорошо была знакома детская металлическая кроватка Зои: какой-нибудь год тому назад, когда Маша решила, что Зоя выросла и может вылететь из подаренной студентами деревянной плетушки, встала проблема новой кровати. Получив очередную сумму от Семена, Маша решила тут же купить новую кровать. Но денег хватало в обрез только на покупку, а никак уж не на доставку.
Выручили Сева и Ося. Они пошли с Машей в ближайший мебельный магазин и втроем принесли покупку. Кровать оказалась страшно тяжелой. Сева нес ее вдвоем с Осей, а Маша тащила то, что было ей под силу — два железных прута и сетки, которые нужно было натянуть на эти прутья.
И цветок этот Ося знал хорошо, этот лапчатый филодендрон с воздушными корнями. Ося помогал нести его домой, Маша купила цветок на улице, у какой-то женщины, неожиданно для самой себя. К счастью, Ося оказался под рукой…
Костя вернулся из булочной, и Маша познакомила его с гостем. Познакомившись и поговорив о том о сем, Ося вдруг смягчился, подобрел. Видно, Костя понравился ему. И Костя тоже успокоился, он поверил Машиным рассказам об этом ее преданном друге.
Но разве Маше звонил только Ося? Конечно, нет. Звонили ее товарищи по институту, звонил все еще не образумившийся как следует Икар Дедалыч, звонил даже Чарлз Дарьин, неизвестно с чего. И если телефонную трубку в это время снимал Костя, вечер для Маши оказывался испорченным. Костя просто не знал себя прежде с этой стороны, а узнал только теперь: он был очень ревнив, он по-новому ощутил переживания венецианского мавра, воспетого Шекспиром.
Учеба Маши и Костины занятия не позволяли молодым супругам часто выбираться вдвоем за пределы своего дома, некогда было. Да и не было в этом большой потребности, — оба они очень любили избранные ими специальности, оба были несколько честолюбивы и считали, что кое-как могут учиться какие-нибудь другие люди, только не они. И однако иногда хотелось послушать музыку или сходить в кино.
На одном из концертов в филармонии они встретились с приятелем Семена Григорьича, непрошенным Машиным опекуном и информатором. Если сам Семен Григорьич, встреченный ими в театре, благоразумно ограничился кивком головы, то друг его был слишком любопытен и словоохотлив, чтобы не подсесть к ним и не завести разговора.
Этот помятый жизнью, любивший выпить человек, весьма, доброжелательно настроенный к человечеству, был поражен Машиным видом: женщина похорошела, глаза ее светились, в осанке появилось какое-то величественное спокойствие. И в прошлый раз он встретил ее с приятным молодым человеком, а на этот раз спутник ее был просто весьма, весьма приятен. Неудивительно, что, встретив Машу в буфете филармонии, где они сидели за столиком вдвоем, приятель Маркизова почти набожно поцеловал ее руку и постоял с полминуты молча, в нерешительности, не зная, что же дальше делать.
— Это место свободно? — спросил он, указывая на соседний стул, и, не дожидаясь приглашения, уселся.
Вот еще забота! У Маши не было никакой охоты знакомить его с Костей, она торопливо допила свой лимонад, и они ушли, оставив приятеля Маркизова пить свое пиво в одиночестве. Он успел все-таки сказать Маше несколько комплиментов.
А Костя снова окаменел. Какой-то пьянчужка целует руку его жены! Значит, что-то было между ними, значит, ей это приятно. Узнав, чей это Дружок, Костя закипел еще сильнее.
Нельзя ли перевоспитать Костю?
Слово «перевоспитать» Маша слышала часто, это было ходовое, привычное слово. В детских колониях Макаренко перевоспитывал беспризорников. На строительстве Беломорско-Балтийского канала перевоспиталось множество бывших воров и других преступников. Все граждане всей Советской страны постепенно перевоспитывались, изживая пережитки капиталистического прошлого и культивируя в себе черты нового, социалистического человека.