Ирина Кашкадамова
Весенний танец сатира
Оставшиеся плевки снега всё больше скукоживаются, плавятся под солнечными лучами.
Голая Земля ещё подрагивает в сонной неге. Её черное тело уже скинула с себя белый пушистый и тёплый сисур. Но не торопится одевать новое платье. Так и лежит под солнечными лучами обнажённая, сонная… Она ждёт любви, которую дарит солнце. Чтобы оно растопило душу, замерзшую за зиму…
С всклокоченным мехом вылезают на солнечный свет сатиры. Ссутулиные, сморщенные от долгого сна, на свежем воздухе они расправляются. Точно также скоро из маленьких но уже набухших почек, расправятся листья. Распустятся, наполняя лес зеленью.
Вот под солнечным светом, в его тепле сатиры распрямляются, прихорашиваются, подворачиваются.
Рыжий молодой сатир, с зелеными, как листья салата, глазами, один из первых очнулся от зимней спячки. Он вытащил остатки прошлогоднего сушняка из грива своих волос. Отряхнул хвост который тут же весело затрепыхался радуясь жизни. Вздохнул полной грудью, и …
Нет он не запел, даже не заблеял, как подумают многие скептики. Он начал танцевать.
Танцевать вокруг костра.
Перебирая копытами он двигался ещё медленно и неуверенно, словно всё ещё находился в Снежном оцепенении зимы. Но потихоньку движения становились живее, подвижнее.
Холодный пронизывающий ветер, подобный дыханию Зимы, налетел. Повеяло ледяным духом. Будто не весна приближается…
Снежные хлопья большими белыми мухами медленно стали падать сверху. На набухшие почки, на уже появившуюся зелень. Большие тяжелые. Они оседали на лицо молодого сатира.
Ксантик встрепенулся, трепыхнул ушами. Белые снежинки, столкнувшись с горячей кожей сатира тут же растаяли, оставляя после себя мокрые пятна. Сатир встряхнул головой, стряхивая влагу. Капли разлетелись в разные стороны, оставляй на своём месте яркие веснушки, обновлённые талой водой.
Костер на поляне, к которому собрались молодые сатиры, испугавшись порыва ветра затрепетал. Пламя, словно почувствовало приближение Зимы — притихло. Стараюсь не попасться ей на глаза. Чтобы не задушил его, умело брошенный снежной химерой, ком снега.
Но выглянуло солнце. Его жаркие лучи пробежались по деревьям, по проталинам. Под солнечными лучами Земля становилась похожей на пятнистую шкуру олененка.
Ласковое тепло солнца окутывало сатиров, словно мать олениха. Молодые рогатые стихийное боги воспряли духом. Ксантик отбил копытами призывную дробь. Другие молодые сатиры вторили ему. Из дупел, из под коряг, стали вылезать взрослые и старые сатиры. Они подставляли под солнышко свои кости, и со снисходительной улыбкой наблюдали за своим молодым потомством.
Те, прыгая через костер, принялись играть в чехарду.
Ксантик настороженно замер, прислушиваюсь к своим ощущениям. Хотелось чего-то такого… Светлого большого, даже огромного… Чтобы заполнило всю грудную клетку, всё сердце. А потом разорвало всё, и птицей вылетело к солнцу.
Хотелось смеяться и плакать. Хотелось кружится. Хотелось носиться по теплому, ласковому ветру… Купаться в его потоках, сливаться с ним… У юного рыжего сатира, возникло ощущение, что впереди его ждало что-то большое, чудесное, похожее на мечту… Ксантик подумал, что этой весной он встретит свою любовь. И от этой мысли в голове у него зашумело. Состояние предвкушения переполняло его…
Он встряхнул всклокоченными рыжими волосами, он весело и победно поднял свой хвостик. Он расправил грудь.
Его копыта сами отбили такт, соответствующий бешеному ритму сердца. Он гордо повёл головой, вскидывая свои небольшие рожки, всего лишь имевшие три ветки, тонкие молодые.
Сатир сделал скачок в сторону. Потом в другую… И замер.
Кто-то из старших сатиров заиграл на свирели. Ему вторила дудка.
Ксантик, застывший на месте, в такт музыке стал ритмично подергивает хвостом. Потом ушами…
И… Сиганул. Высоко-высоко. Через костер. А дальше дробь отбивал он копытами стоя на небольшом пеньке. Высокие, залихватские прыжки сменялись четким отбиванием ритма копытцами.
Ксантик ощущал свободу, необыкновенный подъем. В нём жизнь била ключом. Весна зарождалась не только в лесу, но и в душах сатиров. Стихийные духи леса первыми вылавливали изменения. И все их чувства выражались в гоготе, смехе, веселье и танцах.