— Пѣтушки-пѣтушки, бьющiе пѣтушки! Баринъ, обратите такое ваше вниманiе — до чего яры!.. А-йя съ пѣтушками, съ гребешками!..
— Рыбки золотыя… рры-бки, рры-бки живыя-золотыя!..
Золотая стрѣла на «Спасской» — прямо. Четыре перезвона. Поджидали… — и вотъ, четырехъ вязкихъ, какъ по старому чугуну, удара сонно упали въ гомонъ.
— Страшныя муки загробной жизни! видѣнiе аөонскаго монаха Дiонисiя въ аду… съ приложенiемъ фотографiи!..
— Па-слѣднiй чижъ… па-слѣднiй!..
— А ввотъ, съ Пуришке-вичемъ!.. Ко-му Пуришке-вича продамъ?..
— Покажи-ка Пуришкевича…
— Паж-жалуйте-съ, самый шустрый… Приказали бы ужъ парочку бы, баринъ!..
— Морскiе жи-тели! Самые разживые, голубые, хвостъ шиломъ-петелькой!..
— Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! Не скворецъ, а… Ба-рыня, вѣрьте божецкому слову… себѣ двугривенный!..
— Небьющiи куколки секретъ! Извольте-съ, морду объ морду бейте… Да-а, вамъ бы еще кирпичомъ ее!.. Васъ бы вотъ так стуканули объ чево!.. Небьющiи куколки-секретъ!..
— … на построенiе Храма Божiя! Въ селѣ Замости, Мещовскаго уѣзду, Калужской губернiи… на пятое число октября… Божiимъ напущенiемъ… стихейный пожаръ-бѣдствiе испепелилъ… равноапостольнаго…
— Самый злющiй тещинъ языкъ, съ жа-ломъ! Шипитъ-свиститъ, на кончикѣ-то, гляньте… пистолетъ! Злющая была, вчерась только сдохла-померла!..
— Издыхающiи свинки! Барыня, издыхающая свинка!.. Ло-пну-ла..! Барыня моя ло-пнула!..
— Вонъ, вонъ… шары!.. Да вонъ, вѣтромъ сорвало!.. Да вонъ, на кумпалъ-то понесло… шары! Обошли?!. По-шли! Цѣльная вязка пошла… капиталу сколько… Мальчишки срѣзали, болѣ тыщи шаровъ!..
Вѣтеръ ерошитъ розы, треплетъ на вышкахъ перья, пузатитъ-трясетъ палатки, хлещетъ цвѣтами въ лица… Весеннiй вѣтеръ! Щелкаютъ кумачи и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотыя рыбки, играютъ «зайчики»…
— Му-хи, м-мухи!.. Елозющiи мухи!.. Мухи елозющiи… му-хи, му-хи!..
— Ай вѣ-теръ-вѣтрило, не дуй минѣ въ рыло, а дуй минѣ…!
Өедѣ и весело, и больно: пробиться трудно, а ужъ семь минутъ 5-го! Какъ же не разсчиталъ?.. Нина ужъ тамъ, конечно…
За иконнымъ рядомъ, въ фольгѣ и блескѣ, съ летающими по вѣтру розочками на привязи, шествуютъ, возносясь на палкахъ, колко сiяющiя клѣточки из жести, въ колокольчикахъ, съ легкими золотыми канарейками.
— Самыя-то Жаръ-Птицы! Мамаша, купите дитѣ вѣчную канареечку-Жаръ-Птицу!.. Ни пьетъ, ни клюетъ, только пѣсенки поетъ!..
Өедѣ мелькаетъ дѣтство, первая вербочка, золотой лучъ солнца, и въ нем — воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позваниваютъ клѣтки на вѣтеркѣ, мечутся «канарейки», сверкаетъ жесть.
А вотъ и вербы. Онѣ въ возкахъ. Держатся под стѣной неслышно, не путаются въ торгѣ. Красноватыя заросли, въ плюшево-сѣрыхъ мушкахъ, тянутся, что кусты на поймѣ. Сидятъ мужики въ кустахъ. Лошадиныя головы кротко дремлютъ. Стѣна за ними, под нею снѣгъ: несетъ холодкомъ полей. Сколько вѣковъ — надъ ними, за ними, — дремлютъ! Мужики — въ охабняхъ, въ полушубкахъ, съ широкими откидными воротниками, въ дремучихъ шапкахъ, — исконная Россiя.
Өедю волнуетъ сладко: гдѣ-то тутъ Нина, смотритъ. Онъ поправляетъ фуражку и принимаетъ серьезный видъ.
— Хрѣнку-то бы взялъ, родимый!
Отжатые шумнымъ торгомъ, топчутся на грязи съ корявыми пучками, — слабѣющая старость.
— Вашъ степенство!.. Самая святая верба, съ-под Нова-Русалима!..
— Не вѣрьте… — сипитъ сбоку красноносая фигура съ оборванными карманами, съ ворохомъ длинныхъ прутьевъ въ зеленомъ пухѣ, — обратите самое серьезное вниманiе!.. Передъ вами не кто, а бывшiй чиновникъ консисторiи, занимаюсь вербой! Глядите, научный сортъ, по Кормчей Книгѣ! Какой составъ?.. У нихъ прутьё, а у меня въ мохнатку!.. Э-та не в-верба?! Самая вайя, на церковно-славянскомъ языкѣ!..
— Въ Лександровкомъ Саду сейчасъ наломалъ, сторожа погнали!.
— Ольха-а?!. И вы можете повторить клевету?! Разъ этой вайя священная! Можете покупать, мо-жете… но только имѣйте въ виду, для таинства недѣйствительно!..
Боже, но гдѣ же Нина?!..
— Ахъ… ужъ хотѣла итти домой!.. — радостно, но съ укоромъ, восклицаетъ за вербой Нина. — Купила… хотите, подѣлюсь?..
Онъ, прямо, очарованъ, не можетъ найти слова. Нина совсѣмъ необыкновенная, среди вербъ, въ новой весенней кофточкѣ! Ужасно идетъ къ ней синее, и розоватый бантъ на шейкѣ, и синяя шляпка съ широкими полями, совсѣмъ назадъ, съ крылышками, какъ у Гермеса… Похожа… на итальянку?.. Совсѣмъ, какъ Кавальери!..
Она счастлива, понимая его восторгъ. Она отдѣляетъ ему пучочекъ. Краснѣя и волнуясь, Өедя прикалываетъ ей бабочку и розовую обезьянку.
— Ну, какая же она миленькая, пре-лесть!.. — восторженно шепчетъ Нина и даже цѣлуетъ обезьянку.
— Будемъ ходить?.. — почему-то робѣя, говоритъ Өедя, не вѣря счастью. — Так там ужасно весело!.. Только крѣпче держаться за руки, а то разобьютъ…
Радостная дрожь въ немъ. Нина, какъ-будто, выше! Новые башмачки, и без калошъ!
— Ни-на, вы же ноги промочите! Ужасная грязь и лужи! — съ ужасомъ шепчетъ онъ, оглядывая смущенно бурыя свои калоши.
— Могу по камушкамъ, пустяки!.. Купила обувь… — показываетъ она носочекъ, уже запачканный, — и не могла подобрать калошъ, такая маленькая нога!..
Онъ готовъ опуститься передъ ней въ лужу, съ плавающими вербочками и рванымъ «тещинымъ языкомъ», и взять острожно въ руки эту восхитительную ножку!
Они крѣпко берутся за руки и сливаются съ гулкимъ моремъ.
— Мыши заводныя, мы-ши, мы-ши! Мы-ши самыя заводныя, живыя мыши!.. Мы-шши живыя-заводныя!..
— Самотреща-щiе барабаны!.. трещащiй барабанъ!.. Барышня, поддержите… самотрещащiе барабаны…!
— А вотъ, самыя длисированныя лигушки! Ко-му продамъ, самыя длисированныи лигушечки!.. Барышня, глядите, — сама елозитъ!..
— Вѣ-чное стеклянное перо! Самопищее перо, вѣчное!..
— Спички съ мышью, тайная коробка для знакомыхъ! Желаете, парижскiй секретъ?.. Потише отойдемте, выскакиваетъ воспрещенная цензура!..
— Господинъ гимназистъ, желаете… полнографiю прiобрести, рѣдкое изданiе?.. — Сыплется воровато-басистый шопотъ. — По-лное собранiе сочиненiй господина Баркова, любимаго поета Пушкина, «Горе отъ ума»?.. Ррѣдкiй случай, полное собранiе сочиненiй…
— Барышня, купите про любовь! «Любовь за гробомъ», или драматическiй романъ въ трехъ частяхъ двугривенный! «Черная Галка», веселый народный пѣсельникъ, пять копѣекъ!..