Пройдя по грязным после дождя траншеям, я не без труда отыскал землянку взвода Додонова.
То, что я увидел, когда отвернул байковое одеяло, заменявшее дверь, наверное, только по привычке называли землянкой. Это была нора, в которой с трудом можно было разместить не более шести-семи человек. В ней дрожал, будто от холода, крохотный огонек плошки, что стояла на ящике из-под консервов. На другом ящике сидел солдат, накинув на плечи шинель, он чистил трофейный автомат.
Солдат поднялся мне навстречу, ответил на мое приветствие, и, когда я назвал свою фамилию, по-мальчишески отозвался:
— Толя.
Я невольно улыбнулся.
— Старший лейтенант прислал? Располагайтесь. — Толя кивнул круглой, как арбуз, стриженой головой: — Вон места сколько.
Тут только я заметил, что вдоль левой стены на земляном полу были настланы ветки, сверху присыпанные прошлогодней листвой. Я снял шинель, бросил ее на листья и прилег.
— Курить у вас можно?
— А чего ж. Курите.
Я скрутил папироску, предложил кисет моему новому знакомому. Но он отрицательно мотнул головой:
— Спасибо. Еще не научился.
С наслаждением затягиваясь махорочным дымом, я наблюдал за солдатом, который продолжал усердно драить автомат.
— Где же остальные?
— Ушли на задание.
И по тону, каким это было произнесено, я понял, что Толя не скажет мне, на какое именно задание ушли его товарищи.
Он вычистил автомат, поставил его в угол рядом с вещевым мешком. Сняв с плеч шинель, принялся ее штопать, склонив голову и забавно высунув кончик языка. Я наблюдал за Толей, за его еще совсем юным лицом.
— Вы на фронте давно? — спросил я.
Толя поднял голову, посмотрел на меня.
— Давно. Уже месяц. В армии-то еще больше.
Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться: человек был на фронте всего один месяц и считал это давно.
— И в боях участвовали?
— Ну да. Когда вот эту высотку брали.
— Первое крещение? Страшно, наверное, было?
— Очень, — простодушно признался Толя.
— Это первый раз, — заметил я. — Потом человек, говорят, привыкает, и уже не страшно.
— Врут, — авторитетно заявил Толя. Он отложил шинель, повернулся ко мне. Желтоватый свет падал на его лицо с приметным пушком над припухлыми губами. Блестели большие, доверчивые глаза. — Как же привыкнешь? В бою убить могут. Жизни больше не увидишь. И так-то она сложилась… — И в порыве каких-то мыслей и чувств Толя продолжал: — Шесть классов окончил. А тут немцы пришли. При них какая же жизнь? Прогнали их — в армию ушел…
— Вас призвали?
— Да нет. Мой год еще не призывался.
— Если не призывался, так зачем же вы пошли на фронт?
— А как же? — Толины серые глаза смотрели на меня удивленно. — Войну-то надо быстрей кончать. Пока фашистов не прикончим, никакой жизни не будет. Вот в нашей деревне все ребята ушли добровольно. А как же?
Мы помолчали, потом я спросил:
— Ну, а после войны что вы думаете делать?
— Первое — школу закончу, — мечтательно сказал Толя и неожиданно спросил: — Вы из деревни? Правда, здорово в деревне? — И с сердечной непосредственностью Толя продолжал: — Бывало, идешь, а кругом рожь. Высоченная. Я всегда с отцом в поле ходил. Он агроном. — И тоном, не терпящим возражений, Толя заключил: — Самая лучшая профессия — агроном. Я обязательно стану агрономом.
— Конечно, — отозвался я, а сам подумал: «Таркасов говорил, о любом пиши. Что, к примеру, о Толе напишешь? У него одни мечты. Вся биография в три строчки укладывается…»
Толя погасил плошку. Хрустнул примятый сушняк.
— А вы по какому делу до нас?
— Из газеты.
Я почувствовал, как Толя приподнялся.
— Вы о нашем старшем лейтенанте напишите. Вот человек!..
— О солдате буду писать. Такое задание.
Толя посоветовал:
— Тогда о Петровском. Он один три танка подбил. Вот я, наверное, никогда бы не мог… Или нет, лучше об Игнатове. Он немецкий язык знает. Ловкий и смелый… О Семенихине можно. На фронте с первых дней. Раненый три раза. Или…
Толя, видимо, готов был продолжать, но я обрадовался и перебил:
— Они в вашем взводе?
— Все в нашем отделении, — сказал Толя.
Теперь я знал фамилии людей, о которых можно написать, знал уже кое-что о их делах на фронте. «Утром с этими людьми побеседую», — решил я.
Ночью мне грезился сон. Кто-то дергал меня за плечи, и знакомый голос говорил:
— Товарищ младший лейтенант… Товарищ Залобов! Мы уходим.
— Хорошо. Я слышу. Слышу, черт возьми!..
Потом что-то тяжелое навалилось на меня, опрокинуло на землю…