Мы похоронили его недалеко от траншей, в маленьком лесочке, где уже было несколько могил бойцов и офицеров нашей дивизии. Вместо каски со свастикой мы положили на холмик каску со звездой.
ТОЛЬКО БЫ ПОНЯЛИ БОЙЦЫ
На рассвете батальонный комиссар Каплунов получил приказ: с группой бойцов сдерживать продвижение гитлеровцев до тех пор, пока полк не переправится на восточный берег Ниглянки. Фашисты могли выйти к мосту, только минуя городскую площадь. К площади вела не очень широкая улица. Бойцы нагромоздили поперек улицы десятка два разбитых машин и повозок. Подходы к этому завалу группа держала под прицельным огнем, рассредоточившись по этажам прилегающих зданий.
Сам Каплунов с бойцами Гуляевым и Жаловым расположились на церковной колокольне, которая стояла посреди площади. Но вскоре Жалова убили, а Гуляев, отправленный для связи к основной группе, не вернулся, и комиссар остался на колокольне один.
Внизу на улице хлопали редкие выстрелы — верный признак того, что бой на время стихал. Каплунов в расстегнутой гимнастерке, со спутанными на лбу волосами сидел на корточках возле телефона и усталым, охрипшим голосом звал:
— «Сосна»! «Сосна»! Вы меня слышите?.. «Сосна»!
В трубке шипело, потрескивало, будто где-то там, на другом конце провода, горели дрова. Потом Каплунов услышал далекий, приглушенный голос и, боясь, что этот голос пропадет, затеряется в хаосе шума, закричал:
— Начали переправу?! Хорошо… Хорошо, говорю. Доложите двадцать пятому, что фрицы уже трижды атаковали… Туго приходится. Поторопитесь…
Минуту-две комиссар держал в руках смолкшую трубку, задумчиво уставившись на древко флага, что было закреплено в окне колокольни, затем перевел взгляд на другое, похожее на амбразуру окно. Там стоял ручной пулемет.
Каплунов положил трубку на деревянный футляр аппарата, приподнялся, высокий, сутуловатый, и осторожно приблизился к окну. Чуть сдвинул пулемет в сторону.
Из окна было видно, как бушевал пожар в центре города. Еще вчера фашистские бомбардировщики сбросили бомбы. Мутно-грязный дым, извиваясь, поднимался в небо огромными космами. Но не это привлекало внимание Каплунова. С тревогой он всматривался в здания, где находились бойцы. Телефонной связи с ними у него не было. Он мог говорить только с командным пунктом полка, а с бойцами группы у него была такая договоренность: как только полк закончит переправу, комиссар спустит флаг. Пока флаг маячит над колокольней, бойцы должны держаться, держаться до последнего.
Бойцов было тридцать. Теперь их наверняка меньше. Сколько? Комиссар не знал, и это больше всего беспокоило его. Может, в зданиях осталось всего несколько человек? И надолго ли хватит патронов?..
Размышления Каплунова прервал неожиданный шум. Из-за поворота улицы выехал танк. Неуклюжий, с белым крестом на башне, он прогромыхал тяжелыми гусеницами по булыжнику и остановился метрах в двадцати от завала.
«С этим пулеметами не сладишь. Связку бы гранат под него… Черта с два к нему подберешься. На мостовой — как на ладони… — Каплунов впился глазами в танк. — Хотя бы полчаса продержаться. За это время наши успеют…»
Ствол башни полыхнул огнем, и почти разом в одном из окон дома заклубилась рыжая пыль, на тротуар посыпался битый кирпич.
Танк палил из пушки неторопливо, как бы нехотя, словно те, кто сидел за его толстой броней, были уверены в скорой и легкой победе. Улицу затянуло дымом. Но сквозь жидкую сизую поволоку Каплунов заметил, как из-за дома выскочили вражеские солдаты и, низко пригибаясь к мостовой, кинулись к завалу.
Комиссар припал к пулемету. Крохотное помещение наполнилось оглушительным перестуком, на полу, у ног Каплунова, быстро росла дымящаяся куча гильз. Фашисты заметались у завала, потом бросились врассыпную: одни спасаться за танк, другие назад, к повороту улицы. Часть солдат осталась лежать на мостовой — этим уже не суждено было подняться.
Каплунов не заметил, как танк развернул башню. Что-то ослепительное, как удар молнии, ухнуло над головой и отшвырнуло его в сторону. Он упал, в горячке попытался встать, охнув, опять повалился на пол. Но все-таки он пересилил боль, сел и привалился спиной к кирпичной стене. И тут увидел, что правая штанина на нем разодрана выше колена и рваные концы брюк намокли от крови. Пришлось стащить с себя гимнастерку и нижнюю рубаху, потом надеть гимнастерку на голое тело, а рубахой обмотать бедро.