— Что вы имеете в виду? — озадаченно спросил Некер.
— Ну, например, в колледже я не стала вступать в студенческую общину… Я не хотела быть одной из немногих черных в общине белых и не хотела вступать в общину черных, поэтому занималась только тем, что могла делать, не вступая ни в одну из них.
— А может, вы просто чересчур чувствительная?
— Возможно, — пожала плечами Джордан, — но это упрощает жизнь. Например, в Нью-Йорке я хожу только туда, где меня знают, или туда, где меня представят должным образом. Я никогда не пойду в незнакомую парикмахерскую без человека, который знает владельца или парикмахеров. В хорошие магазины я хожу только с белыми подружками. Если меня приглашает в ресторан белый приятель, я туда иду, а с черным я пойду, если он знает метрдотеля или часто там бывает. Вы удивлены, мсье Некер?
— Да.
— Это не ваши проблемы. Но мне нужно поговорить о них, особенно если меня слушают с таким вниманием. Сегодня я ответила на столько вопросов и рассказала вам о том, что и не думала с вами обсуждать, но, кажется, вам это было интересно. Я только не могу понять почему. Почему вы меня расспрашивали? Неужели потому, что я одна из трех манекенщиц, с которыми ваша компания подписала контракт? Мне все-таки так не кажется…
— Нет, не поэтому.
— Тогда в чем же причина?
— Я просто подумал… если бы у меня была дочь… если бы я ничего не знал о ее жизни… я бы хотел расспросить ее обо всем — о ее проблемах, о ее надеждах, о ее мыслях… Это не праздное любопытство.
— Но у вас ведь нет дочери?
— У нас с женой не было детей…
— Мне очень жаль, — сказала Джордан.
— Мне тоже. Очень. Я не похож на вашего отца, которому ближе мальчики. Если бы я мог иметь одного-единственного ребенка, я бы хотел, чтобы это была дочь, дочь, о которой я мог бы заботиться…
— Если бы она у вас была, она бы сказала вам, что проголодалась, — рассмеялась вдруг Джордан, заметившая, как он погрустнел.
— И я тоже, — сказал он и поднялся. — Давайте вернемся к машине. Неподалеку от дворца есть отличный ресторанчик. И я знаком с хозяином.
— Во Франции я чувствую себя как дома. Может, в меня вселилась душа Жозефин Бейкер?
— Сомневаюсь. Для этого вы недостаточно черная, — усмехнулся Некер.
— Это детали.
13
Факс принесли, едва я кончила завтракать.
"Полагаю, тебе известно, что жизнь в Нъю-Йорке парализована из-за снегопада. Несколько раз звонила, но тебя не было — где-то ты развлекалась. Повезло — гуляешь в Париже, а я мерзну в Нью-Йорке. Мне звонить бесполезно — я живу у друзей, дома у меня проблемы с отоплением. Контора закрыта, съемки отменены, самолеты не летают. Все сидят по домам. Завидую — ты в теплом отеле. Надеюсь, девочки все схватывают на лету и беспокойства не причиняют. А ты, надеюсь, ведешь себя прилично и на провокации не поддаешься.
Люблю, целую. Джастин".
Веду ли я себя прилично? Тинкер испарилась с каким-то никому не известным парнем, Эйприл заколдована Мод, Некер обхаживает Джордан, а эта мерзавка советует мне вести себя прилично!
Но Джастин взбесила меня не только поэтому. Почему она не сообщила, у каких она друзей? Я их всех знаю и всем могу позвонить, что, думаю, им отлично известно. Ну и что, что город парализован, контору так просто не закрывают! Я не собиралась звонить ей, но ведь как-то я должна с ней связываться в экстренных случаях.
Что случилось с нашей рассудительной Джастин? Она меня окончательно подкосила, а мне хватает сейчас волнений из-за Тинкер. Мы прилетели два дня назад, а она уже провела ночь с каким-то незнакомцем. Ничего себе, утешительная новость. Она ведь такая ранимая, кто знает, что случилось с ней после вчерашнего провала у Ломбарди. Какой подонок этим воспользовался? Даже спросить не у кого.
Я все еще терзала в руке факс, когда столкнулась в фойе с Майком Аароном.
— Ага! Вот ты где, Фрэнки! Слушай, так дальше продолжаться не может. — Он схватил меня за локоть, так что мне просто пришлось остановиться.
— Доброе утро, Майк, у тебя что-то случилось? — спросила я. Меня назначили в нашем крохотном коллективе старшей, я здесь за все несу ответственность и не могу вести себя как ребенок. «Поднимись над суетой!» — вот мой девиз, когда я на людях.
— Ты сегодня в окно смотрела? — спросил он вдруг.
— Да, а что?
— Сегодня свет просто удивительный. Такого второго дня уже не будет — сама знаешь, какая в Париже обычно бывает погода в это время. При таком солнце и надо снимать девушек — как они знакомятся с Парижем, а я не могу найти ни одной из них! Даже Мод куда-то исчезла. Что, черт подери, происходит?
— Они, кажется, с цепи сорвались. Ты сам видел, что случилось вчера вечером.
— Я думал, ты за них отвечаешь, — сказал он.
— И отвечала. Но судьба распорядилась иначе.
Я совершенно не собиралась лгать Майку и делать вид, будто знаю, где девочки. Тайн у меня и без этого хватает. Не может их сфотографировать при солнечном свете — пусть фотографирует хоть в заброшенной шахте. Проблемы «Цинга» меня не волнуют.
— Ну и какая из тебя дуэнья? — хмыкнул он.
— Отвратительная. — И я развела руками, давая понять, что совесть меня не мучит. — Никогда не мечтала о карьере гувернантки. Не обучена.
— Это все равно что работать со съемочной группой на отдыхе, — возмутился Майк. — Актеров увозят куда-нибудь подальше от дома, селят в гостиницу, и они начинают вести себя так, будто их привычной жизни больше не существует, и все. Что они творят! Совершенно не думают о последствиях. Раз им не надо спать в собственных постелях, их уже ничто не держит — эти дряни превращаются в диких зверей, вырвавшихся из клеток. Это похоже на массовый приступ истерии.
— Но дикие звери, в отличие от манекенщиц, ведут себя вполне предсказуемо, — продолжила я. — А Париж — это даже не тихая, спокойная клетка. Думаю, даже если случится худшее из возможного, перед показом они все-таки объявятся. — Я испытывала какое-то извращенное наслаждение, рисуя происходящее в самом черном цвете и делая вид, будто меня не волнует судьба моих подопечных. Терпеть не могу, когда меня называют «дуэньей».
— Ну и пошли они к черту! — сказал он с отвращением и сменил тему:
— Может, пойдем куда-нибудь перекусим?
— Почему бы и нет? Здесь или где-нибудь еще?
— Мне надо выбраться из этого проклятого отеля, иначе я задохнусь. Давай пойдем погуляем и по дороге съедим по сандвичу. Может, на часок и в Лувр заглянем. Надо же сделать хоть что-нибудь полезное.
— Идет. На самом деле я сама хотела затащить сегодня Эйприл в Лувр.
— Я в Париже был уже раз двадцать, а туда так и не заглядывал. Все время что-то мешало.
— Пойду возьму пальто. Встретимся здесь.
— Не забудь надеть туфли поудобнее, — мрачно предупредил он.
Идя к себе в номер, я размышляла о невероятной галантности, с которой он пригласил меня на прогулку. Ленч со мной — да, видно, Майку Аарону совсем сегодня не везет. Почему я согласилась — ума не приложу, наверное, потому, что мне самой совершенно нечем заняться. В гардеробной я случайно взглянула в зеркало. Господи, ну зачем я себя обманываю! Вид у меня — как у старшеклассницы, которая собирается на первое свидание.
Я с ужасом смотрела на свое отражение. С ужасом и… волнением. Как же мне надоело быть старушкой Фрэнки, добропорядочной дуэньей двадцати семи лет! Как собаку назовете, так она и… Нет уж, спасибо!
А сегодня я разволновалась не из-за нынешнего Майка Аарона, типа с дурным характером и дурными манерами, нет, я просто представила себя четырнадцатилетней девчонкой, которая все отдала бы за прогулку с Майком по Парижу. Часто ли людям представляется возможность осуществить детскую мечту? Ну же, Фрэнки, тебе просто необходимо передохнуть!
Я быстро просмотрела свой гардероб и остановилась на черном свитере и черных обтягивающих брюках. Получилось довольно сурово. И, кажется, я смотрелась чересчур тонкой, если, конечно, это возможно. Надо уравновесить все прической. Хорошо, что вчера я вымыла голову!