— Мне то же самое, но без картофеля.
— Один бифштекс?
— Ну… с фасолью.
— Принято. — И он заказал на том французском, который мы оба учили в Линкольне. — Вино? — спросил он.
— Да, пожалуй, стаканчик красного. — Я обычно не пью за ленчем, но пропади оно все пропадом.
Официант наполнил наши бокалы, и он поднял свой.
— За нас, прогульщиков, — провозгласил он, указывая на улицу за окном. — Если уж прогуливать, так здесь.
— За прогульщиков! — поддержала я.
— А ты в школе прогуливала? — спросил он, когда мы чокнулись.
— Только один раз, и предупредила маму заранее, чтобы она не волновалась, если позвонят из школы и спросят, что со мной.
— Да, ты, должно быть, была сложным и неуправляемым подростком.
— Ага, — хихикнула я. — В следующей жизни я буду Мадонной. А в этой я была домашней кошечкой, кошечкой, занимающейся балетом.
— А что случилось? Почему ты не танцуешь?
— На третьем курсе Джуллиарда я здорово упала и повредила колени. Можно танцевать с кровоточащими ступнями, а с больными коленками — нет.
— В баскетболе то же самое.
— Так ты поэтому не стал профессионалом?
— Очень мило с вашей стороны.
— Нет, я серьезно спрашиваю, без шуточек.
— Знаю, поэтому и мило. Знаешь, Фрэнки, не хочу тебя разочаровывать, но я был просто героем школы, не больше. Среди старшеклассников наберется тысяч двести таких игроков. Пятьдесят тысяч играют уже в университетских командах. И только пятьдесят из них каждый год попадают в НБА. О тридцати из этих пятидесяти никто никогда не узнает, а человек десять становятся обещающими новичками. Такой вот отбор.
— Значит, это почти так же трудно, как стать топ-моделью.
— Никогда про это не думал.
— Будешь теперь относиться к ним чуточку более уважительно?
— Наверное, да, — задумчиво сказал он. — Но спортивная карьера — это, пожалуй, потруднее, чем позировать перед камерой.
— Забудь о том, что труднее, подумай о том, чего это стоит — добраться до вершины.
— Возможно, ты права. Просто всегда кажется, что работа модели такая… несерьезная.
— Майк, так нечестно. У топ-моделей борьба за выживание, за это, признаю, ими слишком много восхищаются, с ними слишком носятся, им слишком много платят. Но они — неотъемлемая и важнейшая часть огромной индустрии, они превращают все в потрясающее шоу, искрометное, как фейерверк, и такое же мимолетное. А когда все заканчивается, поверь, очень быстро, если они не успели вложить деньги в какое-нибудь прибыльное дело, им остается только перелистывать старые блокноты. То же происходит и с баскетболистами. Представь себе Клаудию Шиффер как Шакилла О'Нила моды.
— Ничего себе! Я рад за Билла Брэдли и его политическую карьеру.
— Я тоже.
— Ты хочешь сыра или десерт?
— Спасибо, нет. Я бы погуляла еще, пока солнце не зашло.
И мы гуляли вдоль реки, которая, с ее четырнадцатью мостами, всегда будет самой красивой улицей этого древнего города. Иногда мы хотели свернуть на какую-нибудь боковую улочку, но Сена манила нас назад. Она притягивает как магнит, и не только туристов, но и тех, кто прожил в Париже всю жизнь.
Мы ничего не покупали, разве что по чашечке кофе, никуда не заходили — ни в музеи, ни в галереи, не листали книги на лотках, не разглядывали ничего более значительного, чем витрина зоомагазина, говорили о всякой ерунде, и, когда солнце уже зашло, мне стало казаться, что мы почти подружились.
— Становится холодно, — сказал Майк. — Давай возьмем такси и поедем в отель, выпьем чего-нибудь. Может, тебя ждет известие из бюро по розыску пропавших душ.
— Да, хватит прогуливать, — вздохнула я. — Но это был удивительный день.
— Один из лучших, — согласился он. Мне показалось, что он тоже вздохнул, но я могла и ошибиться, что, по правде говоря, меня бы крайне удивило.
Когда мы вошли в залитый светом «Реле Плаза», то увидели за столиком у бара Тинкер, Эйприл, Джордан и Мод.
— Явились наконец! — возмущенно сказала Эйприл.
— Тебе давно было пора объявиться, — хмуро сказала Мод Майку.
— Где это вы были? — спросила Джордан обиженно.
И только Тинкер восхищенно воскликнула:
— Фрэнки! У тебя сногсшибательные волосы!
Мы с Майком переглянулись.
— Естественно, мы были в Лувре, — сказал он.
— И ни одной из вас я там не увидела, — сурово добавила я.
Да, пожалуй, мы подружились.
14
Подойдя к входной двери агентства «Лоринг», Джастин затаила дыхание и прислушалась. За дверью стоял обычный шум — разговоры, полуистерические вскрики, злорадный смех, — там наверняка целая куча манекенщиц. «Нет, ни в коем случае нельзя показываться им в таком виде», — подумала она в панике и полезла в карман за вязаной шапочкой. В коридоре было довольно тепло, но Джастин натянула шапочку на глаза, словно пытаясь спрятаться. Потом подняла меховой воротник своего пальто и замотала шарф так, что видно было только кончик носа. Замаскировавшись таким образом, проскользнула в приемную и, не замеченная никем, шмыгнула к себе в кабинет. Там она облегченно вздохнула и заперла за собой дверь.
Она отлично представляла себе, как выглядит — губы покраснели и распухли, щеки горят, вокруг глаз черные круги от недосыпа, волосы, высушенные без фена, которого у Эйдена нет, висят как пакля. Видок подгулявшей дамы. Но чувствовала она себя просто изумительно. Они так и не пошли на стадион, не меняли простыни, тем более не убирали кровать, ели от случая к случаю, а душ, который они принимали вместе с Эйденом, вызывал у нее отвращение, потому что мыло убивало запах его тела.
«Прекрати немедленно», — строго сказала себе Джастин, судорожно пытаясь как-то украсить себя при помощи косметики из ящика своего стола. Ничего не помогало. Она достала из бара запотевшую бутылку шампанского и прижалась к ней своей пылающей щекой. Нет, помочь может только долгий крепкий сон в собственной постели. Но ей совершенно не хочется спать в собственной постели… «Хватит!» — приказала себе Джастин и звонком вызвала секретаршу.
— Доброе утро, Филис.
— Джастин! Не знала, что ты уже здесь. Сейчас подойду.
— Нет-нет, оставайся на месте и держи оборону. Просто просунь мне под дверь факсы от Фрэнки.
— Ничего нет, Джастин, я только что проверяла.
— Не может быть!
— Сама удивляюсь. Они улетели четыре дня назад. Я звонила в телефонную компанию, проверяла, есть ли связь с Парижем, все нормально. Хочешь, я позвоню ей в отель?
— Нет, пока не надо. Еще что-нибудь есть?
— Опять звонил Дарт Бенедикт, хотел пригласить на ленч.
— Не обращай внимания. Филис, слушай, пока нет ничего срочного, будешь просто получать мои указания. У меня полно работы, и, пока никто не взял меня за горло, я бы хотела спокойно с ней разобраться. — Про лицо и говорить нечего, но как бы она объяснила Филис свой наряд? Глава агентства не ходит в розовых рейтузах и белом свитере. Надо будет днем съездить домой переодеться.
— Хорошо, Джастин.
Город потихоньку приходил в себя, но некоторые улицы все еще были занесены снегом. Но шум за дверью кабинета красноречиво говорил о том, что все девушки, которые не успели получить чеки в пятницу, явились в бухгалтерию с квитанциями, на которых было указано, с кем, почем и как долго они работали. Обычно это происходило допоздна по пятницам, но на прошлой неделе большинство из них поехали из-за снегопада сразу домой, а сегодня у них получился неожиданный выходной — студии фотографов только начинали снова функционировать.
Черт! Главная сложность для агентства в том, что дела тем успешнее, чем больше и дороже работают девушки, а от этого растет и без того немалая сумма кредита. Нет, Джастин никогда не успокоится по поводу кредита. Она нянчилась с ним, как с единственным наследником королевского рода, — берегла, лелеяла, вовремя кормила. В «Лоринге», как и в других агентствах, платили девушкам раз в неделю, но деньги от клиентов поступают не сразу. Раз в три месяца ей сообщают сумму ее задолженности, но в последнее время все стараются выплачивать деньги как можно позднее, и это — постоянный повод для волнений. Надо бы разобраться, но — не сегодня.