— По какой лестнице пойдем?
— Я не верю ни одной. Так можно проблуждать весь день. Когда я был бойскаутом, нас учили возвращаться тем же путем.
Я разрыдалась.
— Детка моя маленькая, не плачь. Я понесу тебя на руках, — сказал он, прижимая меня к себе.
— Нет… нет… у меня все в порядке с ногами, я могу идти… Я просто представила тебя в бойскаутской форме… Ты, наверное, был такой хорошенький… — всхлипывала я.
— Ты просто устала, вот и все.
— Признайся, что ты был хорошенький, — потребовала я сквозь слезы.
— Ну, не знаю, наверное. Если ты перестанешь плакать, я подарю тебе свою детскую фотографию.
— Нам что, действительно придется идти в обратную сторону? — спросила я жалобно.
— Или заночевать здесь. Слушай, у меня идея. Если ты не хочешь, чтобы я нес тебя на руках, тогда просто гляди в пол, а я тебя поведу. Ты устала из-за картин, мелькающих перед глазами.
— Ладно. Я прикрою глаза рукой. Пусть думают, что у меня разболелась голова от переизбытка впечатлений. Кажется, это называется синдром Стендаля.
Майк оказался прав — обратный путь был легче. Я умудрилась все-таки одним глазком взглянуть на волшебного Боттичелли и царственные руины Тьеполо. Грех было не взглянуть, раз уж мы здесь оказались.
— Вот указатель «К выходу»! — воскликнул Майк после того, как мы прошли добрых полмили.
— Ну на него-то мне можно посмотреть?
— Нет, а то у тебя сердце разорвется. Мы могли свернуть направо сразу после Фрагонара и спуститься по лестнице прямо к буфету. Этот чертов указатель повернут в другую сторону, поэтому мы его и пропустили.
— Буфет? — переспросила я в ужасе. — Ты что, собирался пропустить буфет?
— Теперь тебе понятно, почему из меня не вышло командира бойскаутского отряда? — спросил он уныло.
Мы съели по два огромных сандвича с ветчиной и сыром и с божественным французским хлебом, выпили по две чашки кофе с молоком и спустились по лестнице около выхода, которого я уже и не чаяла увидеть.
Мы стояли на улице, дышали живительным воздухом, и тут я вдруг поняла, что почему-то ужасно стесняюсь. Взглянув на Майка, я увидела, что он мучается приблизительно тем же. «Что теперь?» — спрашивали мы себя — ведь уже не было Лувра, из которого надо выбираться.
— Свидание еще не кончилось? — спросила я с вызовом. — Потому что если нет, то решать, что делать дальше, положено молодому человеку. У нас в Бруклине принято так.
Он засиял и потащил меня на стоянку такси, где даже была пара машин, потому что ленч еще не кончился.
— «Дю Лувр», — сказал он водителю.
— Тебе мало было? — недоверчиво спросила я.
— Это совсем другой Лувр, на Левом берегу. У нас будет день Лувра. Я так понял, что бруклинские девушки предоставляют решать все мужчине.
— Но они тоже имеют право голоса.
— Если тебе не понравится, Рыжик, мы туда не пойдем.
— Рыжик?
— А ты думала, я ничего не заметил?
— Ой, а я забыла!
— Ты просто думала о другом.
— Как это я забыла? А тебе нравится?
— Я просто обожаю твои волосы. И еще твой лоб, брови, глаза, нос, губы, особенно губы. Ты мне нравишься вся — с головы до пят. Каштановые волосы или рыжие — это неважно. Ты великолепна.
— Тебе слишком многое нравится, — пробормотала я осторожно. Он что, шутит?
— Едва-едва. Меньше — это слишком мало, чем больше любишь, тем лучше.
Такси остановилось у какой-то скромной гостиницы на набережной Вольтер.
— Что это? — спросила я.
— «Отель дю Лувр», названный так из-за вида на Лувр.
— А почему мы сюда приехали?
— Я же сказал, чем больше любишь, тем лучше. Но тебе решать.
— Майк Аарон, сейчас полдень! — возмущенно воскликнула я.
— Тебя это беспокоит?
— Ты хочешь туда зайти, снять номер и…
— Безумно хочу. Это единственное, чего я хочу. А ты?
— Но…
— Что?
— Это все еще свидание?
— Нет, Фрэнки, если мы поднимемся в номер, это будет уже не свидание. Не знаю, как ты это называешь, но для меня это вопрос жизни и смерти.
— Ох! — только и сказала я, обмирая от счастья.
— Это значит да или нет?
— Сначала поцелуй меня, — предложила я.
— Нет, я хочу, чтобы ты решила без поцелуев… От поцелуев ты становишься слишком импульсивна. А я каждый раз, когда тебя целую, влюбляюсь все больше и не хочу, если ты сейчас не пойдешь со мной, влюбиться еще сильнее.
— Ты ничего не говорил про любовь, — прошептала я.
— А ты не догадалась?
— Естественно, нет! — негодующе сказала я. — Ты всегда окружен самыми красивыми в мире девушками, как же тебе не влюбляться в них?
— Не получалось. Хотел, да, но не любил. Наверное, ждал такую немыслимую, вздорную и упрямую девчонку из Бруклина, такую, как ты. Вернее, не «как ты», а тебя…
Он замолчал и задумался. А я, я просто затаила дыхание.
— Я люблю тебя, не знаю, человека, личность… Люблю, как ты думаешь, как шутишь, твое ощущение того, что хорошо, а что нет, твою дурацкую манеру держаться… Ты знаешь, кто ты, и ведешь себя так. Мне нравится, что рядом с тобой я чувствую себя полноценным человеком, нравится то, что мне хочется о тебе заботиться. С тобой мне кажется, что я вернулся домой, по-настоящему домой.
— Но… — Все происходило так быстро, что я все еще не могла в это поверить.
— Но что?
— Когда мы встретились, ты был так груб, и обедали в «Бистроке» мы только потому, что не могли найти девочек…
— Ты что, не знаешь, что любовь — это безумная лотерея, Фрэнки? Сначала я сам себе не верил. Но уже в аэропорту почувствовал, что ты создана для меня. А тебя саму это не пугает?
— Нисколечко, — сказала я, глядя ему прямо в глаза, чтобы он мог убедиться, что я не лгу. — Я в тебя влюбилась, когда ты учился в выпускном классе. И продолжала любить. Знала, что это бессмысленно, но — продолжала.
— Правда? Так и было?
— Конечно. Половина девчонок в школе думали, что тоже в тебя влюбились, но я знала, что у меня это по-настоящему. Ты — любовь всей моей жизни.
— Да будет так, — сказал он и обнял меня так крепко, как это возможно на заднем сиденье такси. — Отныне и вовеки. Я наконец нашел тебя. Ой, Фрэнки, девочка моя потерявшаяся. Не хочу тебя пугать, но школу я кончил много лет тому назад. Тебе не кажется, что это надо отпраздновать?
Что мы и сделали. Весь день и часть вечера мы провели в огромной кровати в комнате с окнами на Сену. Мы почти не разговаривали. Мы отправились вместе в такое увлекательное путешествие, в котором слова не нужны. Я не могу из скромности рассказывать вам подробности, но… Впрочем, это неважно. Скажем так: когда мы с Майком занимались любовью, я поняла, что никогда раньше я не была по-настоящему с мужчиной.
В конце концов я заставила себя встать и с трудом объяснила Майку, что наше отсутствие будет замечено остальными. Мы вместе приняли душ, оделись и поздравили друг друга с тем, как мы здорово похожи на тех, кем были утром, хотя и стали совсем другими. В такси на обратном пути мы сидели довольные и умиротворенные. «Если бы, — подумала я, — в четырнадцать лет я знала, что этот день наступит, я могла бы спокойно ждать его все эти годы. Но как бы долго тянулось время…»
Вся компания, за исключением Тинкер, сидела, как обычно, в «Реле» за столиком у окна.
— Лучше не приближайся ко мне, — предупредил меня Майк, когда мы выходили из такси. — Реклама нам ни к чему.
— Тогда отпусти, пожалуйста, мою руку.
— Ну и как знаменитая канализация? — спросила Джордан, когда мы сели за столик, и рассмеялась, но мне было на это наплевать.
— На самом деле мы ходили в Лувр, — сказал ей Майк.
— В Лувр? — с подозрением переспросила Мод Каллендер. — Правда? Снова в Лувр? Наверное, видели Мону Лизу?
— Нет, вокруг нее было слишком много туристов, — ответила я.
— Так всегда и бывает, — согласилась она. — Очень верное замечание.
— Конечно, вы ходили в Лувр, — захихикала Эйприл. — На вас это прямо написано. На обоих.
— Но ведь Лувр, кажется, закрывается гораздо раньше, — заметила Джордан.