В дверь и через дымовое отверстие в зал потихоньку вползала темнота. Тишину нарушал лишь свист пляшущего в очаге пламени. Слуги Эшби и солдаты, завернувшиеся в одеяла на своих тюфяках, походили на холмики.
Ногам нужен был покой, и Николь решила заняться шитьем, чтобы не тратить зря времени. Она сшивала два больших куска ткани себе для нижнего платья. В корзинке уже лежали скроенные части верхнего платья. Оба были из грубого полотна коричневого цвета, предназначенного для солдатских туник. Конечно, вряд ли у нее получится модный наряд, но какая ей разница? Чего не хватало Николь, так это куска льняной ткани для столь необходимого в ее положении замужней женщины головного убора.
Если ноги скоро не заживут, она займется тем, что всегда оставляла на холодные зимние вечера. Давно замочен лен, в погребе лежит чистое руно, то и другое надо спрясть и соткать.
Дверь открылась. Николь подняла глаза и увидела Гиллиама с Джослином. Мальчик зевал, под глазами у него от усталости залегли тени. Еще бы, он целый день ходил по пятам за своим господином.
– Ну что, вы видели сову? – спросила Николь, когда они подошли к ней.
Воткнув иглу в ткань, девушка положила шитье в корзинку.
– Нет, миледи, – разочарованно покачал головой Джос.
Когда Гиллиам предложил поискать ночных птиц, мальчик усмехнулся и сказал, что его это не интересует.
– Лорд Гиллиам думает, что мы все-таки должны услышать когда-нибудь эту птицу.
Николь кивнула, снова влезая в башмаки. Тепло действительно помогло, мозоли подсохли. Она помешала огонь, потом прикрыла его ширмой и встала.
Подав Джослину лампу со стола, Николь сказала:
– Посвети мне, а я понесу ведро.
Вода, приготовленная на утро, стояла на другом конце стола.
– Я понесу воду, – сказал Гиллиам и взялся за ручку ведра. – Ты едва держишься на ногах.
– Я похожа на больную слабую женщину? – возмутилась Николь. Не нужна ей никакая помощь, особенно от него. – Вас не было целый день, и я вполне управлялась одна. Так что ни в чьей помощи я не нуждаюсь.
– Я ничуть в этом не сомневаюсь, – с улыбкой сказал Гиллиам. – Но поскольку я уже держу ведро, а тебе, чтобы его отнять, придется бороться, давай оставим все как есть. Пойдем, бедняга Джос с трудом держит глаза открытыми.
И Гиллиам направился к выходу.
Николь взглянула на мальчика, ожидая, что тот снова поправит своего господина, но Джослин только обреченно завел глаза к потолку и пошел за Гиллиамом. Удивленно качая головой, Николь отправилась следом. На этот раз ступать было не так больно, как утром, когда она шагала, будто на ходулях.
Они подождали ее у двери.
– Джослин, – сказала Николь, – я положила твой тюфяк на полу у нас в башне. Но там очень мало места, кровать слишком большая и занимает почти всю комнату. Твоему господину придется смотреть в оба, чтобы не наступить на тебя.
– Я никогда не наступлю на Джоса, – возразил Гиллиам, усмехаясь, и тут же его огромная ступня оказалась на ноге оруженосца. Тот покачнулся, еле удерживаясь от смеха, а когда Гиллиам едва не наступил во второй раз, мальчик с хохотом выскочил за дверь, прикрывая рукой пламя лампы, чтобы оно не погасло на ветру.
Кутаясь в накидку, чтобы защититься от ледяного ветра, Николь посмотрела вслед Джосу.
– Гиллиам, ему лучше спать в зале, здесь все время горит очаг, здесь тепло.
Она повернулась к мужу, но в темноте едва удавалось различить его темную фигуру. Правда, как всегда, она ощущала тепло, исходящее от него.
– Нет, он должен спать в моей комнате. Придет весна, мы построим зал, а в нем я запланировал для мальчика переднюю, где он будет держать свой тюфяк. А до тех пор нам всем придется потесниться. – Его рука скользнула под локоть жене, когда они пересекли дворик. – Втроем нам будет теплее, – добавил он.
Небо было тяжелым, дул сильный ветер, который на открытом месте едва не сбивал с ног. Гиллиам и Николь шли, наклонившись вперед, чтобы не упасть. Под ногами шуршали листья, из сарая доносилось мычание коров. Их догнала Ройя.
– Но она-то не будет спать с нами, правда? – В голосе Николь слышался страх.
Гиллиам тихо засмеялся.
– Ну что мне делать? Она больше нигде не останется. Прошлой ночью я привязал ее в конюшне. Конюхи говорят, она выла всю ночь напролет.
– Но Джослин не любит собак, – возразила Николь, поднимаясь по ступенькам. Хотя, если честно, она не столько беспокоилась о мальчике, сколько о себе.
Гиллиам обхватил рукой ее талию на случай, если Николь будет тяжело идти.
– После сегодняшнего дня он относится к ней без прежнего страха. Они с Ройей поняли друг друга. И ты тоже не волнуйся. Я не дам тебя ей в обиду, – засмеялся Гиллиам.
– Даже если она не съест меня живьем, она заразит нас блохами, – сказала Николь, понимая, что это совершенно неубедительный довод.
Джослин оставил дверь открытой и от своей лампы зажег ночную свечу. В скудном свете яркие занавеси вокруг кровати казались серым саваном, а сама кровать походила на пещеру.
Мальчик уже снял тунику, но все еще стоял в штанах и рубашке, боясь замерзнуть. Николь опустилась на колени рядом с набитым соломой матрасом, разложенным у стены, отвернула одеяла и меха, и мальчик не раздумывая прыгнул в приготовленную для него теплую норку. Девушка заботливо укрыла его, подоткнула одеяла со всех сторон и, улыбнувшись, пожелала спокойной ночи.
– Спи, мой мальчик, – сказал Гиллиам, стоя в изголовье. – Как следует выспись. Завтра у нас много дел.
– Да, милорд, – с трудом пробормотал оруженосец, не открывая глаз.
Николь встала, и в это время Ройя прошла мимо нее, на этот раз никак не проявив недоброго отношения к хозяйке Эшби. Сообразив, что тюфяк, на котором спит мальчик, обещает тепло и уют, огромная собака сделала несколько кругов возле пустовавшего края тюфяка, потом с глубоким вздохом улеглась на него.
Когда Николь повернулась, собираясь попросить Гиллиама помочь ей со шнуровкой, муж стоял к ней спиной, уже без туники, и золотистый свет свечи освещал его сильные плечи и спину. Она открыла уже рот, но не решилась заговорить, с благоговением взирая на его размеры. Интересно, если она дотронется до него, его тело окажется таким же твердым, как стена? Или оно мягкое, как любое тело? Желание потрогать золотистую кожу на плечах мужа стало таким сильным, что Николь уже подняла руку, но, испуганная силой своего желания, тут же ее отдернула, прижала к боку и закашлялась. Гиллиам взглянул на жену через плечо, пламя освещало его красивое лицо. Так вот каков мужчина, с которым она будет делить постель всю свою жизнь.
– Ты не поможешь мне с платьем? – робко спросила Николь.
– Конечно, – ответил Гиллиам и со смешком повернулся к ней. Его волосы блестели, словно золото.
Николь протянула сперва руки.
– Завтра к вечеру я дошью свое новое платье. Во всяком случае, надеюсь. – Она быстро выпалила это, наблюдая, как Гиллиам возится со шнурками. Ее удивляло, что такие большие пальцы могут быть настолько гибкими и ловкими.
– Но коричневый цвет тебе совсем не идет, – он покосился на Николь.
Та пожала плечами.
– Цвет не имеет никакого значения. А вот практичность имеет. – Она старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Джослина. – В этом платье я вряд ли смогу заниматься забоем скота, а в том мне не надо беспокоиться, посажу я на него пятно или нет. И потом, тебе вряд ли понравится каждый вечер возиться со шнуровкой, как будто ты горничная при леди.
Гиллиам улыбнулся.
– Ты ошибаешься. Между прочим, я из тех мужчин, которые никогда не собирались жениться. Но раз уж так вышло, домашние обязанности доставляют мне большое удовольствие. – В его тоне слышалось даже нечто большее, чем просто удовольствие. Сердце Николь забилось быстрее.
Она обрадовалась, когда потребовалось повернуться к нему спиной, чтобы расшнуровывать дальше.