— Да вот… пришел поговорить…
— Утешать не надо. А поговорить, что ж, оно можно. Ступай за мной.
Они ушли в другую комнату, а Ольга Степановна все стояла в недоумении, глядя на затворенную дверь.
То, что муж пришел с работы не в духе, она сразу заметила, едва он переступил порог. Уже потому, как стучал в квартиру, она догадывалась о его настроении. Слава богу, за тридцать лет совместной жизни достаточно хорошо знала его характер… Придет, мается, а сказать ничего не скажет. И спросить ничего нельзя. Пробубнит в ответ, мол, не бабье дело соваться в заводские дела…
Когда Александр Петрович был просто рабочим, с завода возвращался всегда вовремя. Ходили по гостям, вечеровали у друзей да знакомых. Одним словом — жили ладом-миром. А как мастеровать начал, так пошли все беды: то домой не дождешься, то неприятности всякие. И на кой ляд, думала Ольга Степановна, ввязался он в это дело. Уж работал бы как работалось. А он, видите ли, нет. Ничего, говорит, ты не понимаешь. Человеку, говорит, доверие оказали, радоваться должна… Ох, уж это доверие!..
Вот и сейчас Ольга Степановна решительно ничего не понимала. Что произошло? Отчего муж так неласково встретил Гошу? И что значит это затворничество?
Закрыв за собой дверь, Дубов жестом приказал Георгию садиться на стул возле письменного стола, а сам прошел в другой конец комнаты.
— Ну?.. — спросил он. — Какой же разговор у тебя?
— Да вот пришел… — нерешительно начал Георгий, но Дубов перебил его:
— Знаю, зачем пришел. Понимаю. Все понимаю: и что план второй месяц заваливаем, и что грамоты у меня маловато. Все чувствую и знаю, что рано или поздно так должно было случиться. Знаю, а смириться не могу…
Дубов продолжал ходить по комнате и говорил, казалось, сам с собой, глухим неторопливым голосом. Георгий понимал, что будь сейчас на месте Александра Петровича кто-нибудь другой, так же бы реагировал… Потому что больно… «Ему необходимо выговориться… пусть… не буду перебивать».
И молча его слушал.
— Вот прислали четыре новеньких копировально-фрезерных станка. Очень хорошие, полуавтоматические, умно сделанные… Гидравлика там сложная. Не знаю я ее… В свою молодость начинал работать на «дипах» да «рабомах». Там все просто и ясно. Вот и выходит, что устарели мы для новой техники. — Александр Петрович грустно покачал головой. — Да, брат, устарел. Другие вон учиться пошли. А я не могу. Школяром быть не хочу!.. Вот и пожалуйте теперь в отставку. М-да…
Георгий хотел возразить словами начальника цеха, что не такая уж это отставка — мастером работать, но промолчал — Дубов бы обиделся.
— Ну, а ты на меня не смотри, — сказал Александр Петрович, помолчав. — Твое дело молодое, тебе и участок в руки. А я без работы не останусь. Меня так просто не перешибешь!.. — Последние слова он сказал громко, с оттенком обиды. — Все втихомолку сделали… Да ты, я знаю, ни при чем. Вот так, брат, Гошка! Ну, а теперь ступай обедать.
Александр Петрович открыл дверь и позвал жену:
— Ольга! Накорми-ка парня.
Дубов, несмотря на уговоры Георгия и Калмыкова, тоже давнего товарища и теперь парторга, все-таки перешел работать мастером в ремонтно-механический цех, где были хорошо знакомы ему «дипы» и «рабомы». Все, казалось, стало на свое место. И работа шла хорошо и ценили его, Дубова, не меньше, а все что-то было не то. Где-то глубоко в душе сверлил этакий самолюбивый червячок: «Эка ты, Петрович, второстепенный стал человек!» Смущало Александра Петровича то, что работал, как сам любил выражаться, не в коренных, а пристяжным. Ремонтно-механический цех — вспомогательное, так сказать, производство. Бывало раньше, увидит где-нибудь работает трактор, подойдет, отыщет глазами свою деталь, и как-то приятно станет от сознания, что вот в машине заложена и частичка твоего труда, теплом твоих рук согретая деталь делает, что ей назначено, а выбрось ее — встанет машина. Не может, значит, без его, Дубова, участия дело идти. Конечно, эти мысли Александр Петрович держал всегда про себя, вслух стыдился их высказывать, чего доброго просмеют еще люди, мол, чувствительный какой…
Вот по этой по самой причине и смущала работа в новом цехе: что ни сделаешь — незаметно. Одно слово — пристяжной.
Однажды у проходной вывесили объявление о комсоставских курсах. Да написано-то было оно такими крупными буквами, что лезло в глаза всякий раз, когда выходили с завода.
И Александру Петровичу вдруг вообразилось, что он, старик, сидит за партой вместе с детьми. Нет, почему ж дети?.. Рядом сидят такие же, как и он, немолодые люди… «Тьфу ты, наваждение какое! И взбредет же в старую голову!» — подумал Дубов и с опаской оглянулся но сторонам, будто кто-то мог заметить, как на миг сдало его самолюбие.