— Хорошо же! Ах, какая прелесть! Вы знаете, вы прекрасно чувствуете музыку…
— Это же все просто… Вот бы настоящую музыку научиться играть, — сказал я, обрадованный ее похвалой.
— Хотите, я вам сыграю? Вот послушайте…
Она села за фортепьяно и заиграла вот этот танец. Мгновенно тихий лесной домик наполнился чарующими звуками. Вот мелодия стала шире, стремительнее и ни о чем больше не думалось, только угадывалось впереди что-то прекрасное, сказочное. Замолчали отец с пасечником. Даже высокие кудрявые липы под окном, казалось, притихли зачарованные.
Играя, девушка запрокидывала голову, временами прикрывала веки, словно впадала в забытье. Мягкие пальчики плясали на клавишах, глаза искрились, светилось лицо, белое, свежее, проникновенное… Я засмотрелся, зачарованный красотой девушки и красотой музыки. Мне казалось все это видением, нереальностью, — стоит протереть глаза, и она исчезнет.
В это время резко распахнулась форточка, и в комнату ворвался гудящий ветер. Я встал и подошел к окну. Небо было темное, лес тоже; мгновенно он вспыхнул голубым пламенем, и я увидел, как дождь тугими нитями прошивает все вокруг… Ветки сосен звенели, как струны.
Но вот лес вздрогнул, вспыхнул снова, и кряжистая сосна, хрустнула посередине, медленно стала падать и вонзилась верхушкой в землю. Лес бушевал, звенел, плакал, смеялся тысячами звуков.
Не знаю, что мне хотелось в это время… наверное, быть крылатым и парить в облаках.
Весь этот трепещущий лес, шум ветра и грома, дождь, ливший, как из ведра, — казалось, большой симфонический оркестр, исполняющий симфонию Чайковского. А по комнате плыла чарующая мелодия танца маленьких лебедей. Потом вдруг музыка оборвалась, и я услышал нежный голос девушки:
— Вы обязательно поступайте в музыкальное училище. Я уверена, что будете музыкантом… Вы обязательно будете играть.
Ночевали мы у пасечника. Рано утром, как только забрезжил рассвет, меня разбудил отец. Вышел пасечник провожать, и мы поехали. Несколько дней с отцом рубили лес и вывозили бревна из чащи на дорогу. Я был рассеянный, грустный, не хотелось ни работать, ни разговаривать. Ее лицо все время стояло передо мной, и какое-то необъяснимое чувство звало меня к дому пасечника.
— Ты что, уснул, что ли? — не вытерпел раз отец, крикнул.
А я стоял и смотрел, как подрубленная липа со звоном падает на траву… И будто ничто для меня в ту минуту не существовало больше.
Как-то вечером после работы я лежал в шалаше. Несмотря на усталость, сон не приходил.
«Иди-иди-иди», — покачивались от легкого ветра деревья. Я встал и пошел к лесу, потом побежал. Когда добрался до дома пасечника, уже светало. Подошел к окну и постучался.
— Кто там? — послышалось из комнаты.
Открылось окно, и выглянул старик.
— Это я. Мне… — пробормотал я, потоптавшись на месте, и, не зная, что сказать, добавил: — Мне видеть надо…
Удивленный пасечник с какой-то подчеркнутой лукавинкой в глазах сказал, что дочь его уехала вчера утром в Москву.
Сердце будто перестало биться в груди. Угрюмо молчал лес в это раннее утро.
— Заходи, — вдруг пригласил меня пасечник. — Сыграешь. Отец твой говорил, что в школе пропадаешь из-за фортепьяно. Страсть люблю слушать музыку. Когда дочь играет, словно лес оживает. Скучно вот, уехала, кончает нынче консерваторию.
Потом пасечник начал жаловаться на засуху: мол, хорошо, что гроза прошла, а то цветы засохли, пчелам негде было брать нектар.
Мы засиделись. Солнце поднялось уже высоко над лесом, когда я стал прощаться.
По дороге думал об этой глухой лесной стороне, где пасечник говорит о музыке так же, как о своих ульях, и об ульях так же, как о музыке, и своем желании научиться хорошо играть.
…Дома стал готовиться в музыкальное училище и сказал твердо отцу, что буду пианистом. Отец возразил:
— Куда уж тебе! Научись-ка лучше, как хлеб выращивать.
Он настоял на своем, и я поступил в сельскохозяйственный институт.
Учеба мне давалась с трудом, меня больше тянуло в филармонию, в концертные залы. Впечатления о лесном знакомстве стали постепенно в памяти стираться…
Как-то товарищ в общежитии дал мне пригласительный билет на концерт выпускников консерватории. Сам он по какой-то причине не мог пойти.
До начала концерта оставалось пятнадцать минут. Я выбежал на улицу и, на ходу вскочив в троллейбус, поехал в филармонию.
Но опоздал, концерт уже шел. Зал был переполнен. Осторожно, на цыпочках стал пробираться на свое место в партере. Играли знакомую мелодию. Меня поразило чистое, проникновенное исполнение: так мог играть только настоящий музыкант. Я взглянул на сцену и остановился, как вкопанный: за фортепьяно, чуть подавшись вперед, в пышном белом платье сидела та самая лесная девушка. По притихшему залу плыла музыка, завораживая какой-то неземной, сжимающей дыхание мелодией.