Холм представлял собой поросшую деревьями вершину. Это был самый конец длинной, тонкой полоски густого леса, оставленной нетронутой просто потому, что земля здесь была такой каменистой, а вершина такой крутой, что использовать ее в сельском хозяйстве не представлялось возможным. Этот холм защищал мой дом и земли нашей фермы и служил барьером между нашим спокойным существованием и городской жизнью в Тшебине. От вершины до здания, в котором размещались семья Томаша и медицинская практика его отца, было пятнадцать минут быстрой ходьбы, а иногда (когда он не должен был быть там со мной) – восемь минут бега.
Сколько себя помню, холм всегда был нашим местом – местом, где мы могли наслаждаться окружающим видом и обществом друг друга. Это было место, где мы могли уединиться, прячась в укромных уголках поляны между деревьями. Сидя на самой вершине, рядом с длинным плоским валуном, мы могли своевременно обнаружить кого угодно из представителей нашей семьи, ищущего нас, особенно младшую сестру Томаша, Эмилию, которая как по наитию появлялась всякий раз, когда наша страсть могла выйти из-под контроля.
В тот вечер, пока мы поднимались по склону и достигли вершины, скудный дневной свет исчез, и внизу замерцали тусклые огни домов Тшебини. Когда мы устроились на валуне, Томаш обнял меня и крепко прижал к груди. Он дрожал, и поначалу я решила, что это от холода.
– Это глупо. – Я негромко рассмеялась, поворачивая к нему голову. – Мы тут можем простудиться насмерть, Томаш.
Его руки сжались вокруг меня, совсем чуть-чуть, он глубоко вздохнул и заговорил:
– Алина, твой отец дал нам разрешение и свое благословение на свадьбу, но нам нужно подождать несколько лет… к тому времени я уже заработаю немного денег, чтобы обеспечить тебя. У нас будет время подумать о деталях позже… Просто знай, что, о каких бы местах ты ни мечтала, я найду способ отвезти тебя туда, Алина Дзяк. Мы сможем жить хорошо… – Его голос прервался, и он прочистил горло, прежде чем прошептать: – Я подарю тебе хорошую жизнь.
Я была удивлена и обрадована этим предложением, но на какое-то мгновение почувствовала себя неуверенно, поэтому немного отстранилась от него и осторожно спросила:
– Но откуда ты знаешь, что все равно захочешь быть со мной, после того как познакомишься с жизнью в большом городе?
Он слегка подвинулся, так, чтобы мы могли смотреть друг на друга, и обхватил мое лицо ладонями.
– Все, что я знаю, и все, что мне нужно знать, это то, что всякий раз, когда мы расстаемся, я отчаянно скучаю по тебе, и уверен, что ты чувствуешь то же самое. Это никогда не изменится – неважно, что произойдет во время учебы в университете. Мы с тобой созданы друг для друга, так что приедешь ли ты ко мне или я вернусь домой, чтобы остаться с тобой, – неважно, мы всегда найдем путь друг к другу. Сейчас всего лишь небольшой перерыв, но ты увидишь. Время, проведенное порознь, ничего не поменяет.
Томаш, как обычно, сочинил одну из своих удивительных историй – только на сей раз это была история нашей будущей жизни и обещание, что мы, несмотря ни на что, будем вместе.
Я видела все в своем воображении, словно это уже произошло. В тот момент я знала, что мы поженимся, у нас будут дети и мы состаримся вместе. Я была потрясена любовью, которую испытывала к Томашу, и то, что я могла видеть такую же отчаянную любовь, отражавшуюся в его глазах, казалось чудом.
Я была самой счастливой девушкой в Польше, самой счастливой девушкой на Земле! Я встретила замечательного мужчину, и он ответил мне такой же глубокой любовью, как моя. Он был умен, добр, красив, а еще у Томаша Сласки были самые удивительные глаза на свете. Они были поразительного оттенка зеленого, и они всегда слегка искрились, как будто он про себя наслаждался озорной тайной. Я притянула его ближе и уткнулась лицом ему в шею.
– Томаш, – прошептала я сквозь слезы счастья. – Я всегда собиралась ждать тебя. Даже до того, как ты попросил меня об этом.
На следующее утро отец повез меня в город, чтобы попрощаться с Томашем перед его отъездом в Варшаву. Теперь мы были помолвлены, и это была веха в нашей жизни, которую взрослые уважали, поэтому мы впервые обнялись на глазах у наших отцов. Алексей нес чемодан сына, а Томаш крепко держал свой билет на поезд. Эмилия, несмотря на громкие рыдания, в одном из своих красивых цветастых платьев выглядела как картинка. Я суетилась вокруг Томаша на платформе, теребя лацкан его пальто и поправляя спадающие густые песочные волосы.