– Надеюсь, мы не слишком помешали, – повинилась Маграт.
– Моя дорогая леди, могу ли я прежде заметить, какое счастье простому фигляру узнать, что его публика способна видеть дух за невзрачной маской грима?
– Думаю, да. Вы можете говорить что угодно, господин Витоллер, – заверила матушка.
Он вновь надел шляпу, и они с госпожой Ветровоск смерили друг друга долгими оценивающими взглядами как два профессионала своего дела. Витоллер сдался первым и постарался сделать вид, что вовсе не соревновался.
– А теперь позвольте узнать, чем я обязан визиту трех столь очаровательных дам?
И вот так он выиграл. Матушка только рот раскрыла. Она в жизни не претендовала на что-то значительнее «симпатичной» и «заметной». Это нянюшка по отсутствию зубов могла соперничать с новорожденным и имела лицо столь же сморщенное, как изюм. Про Маграт в лучшем случае можно было сказать, что она в достаточной мере невзрачна, а по формам напоминает гладильную доску с парой горошин, пусть даже голова у нее набита всякими романтическими бреднями. Матушка ощутила воздействие какой-то магии, причем совершенно непривычной.
Всему виной был голос Витоллера. Одна манера произношения волшебным образом преображала любые его слова.
«Только глянь на нас, прихорашиваемся, как две монашки», – одернула себя матушка, перестала приглаживать свой железобетонный пучок и выразительно прокашлялась.
– Мы хотели бы поговорить с вами, господин Витоллер. – Указала на актеров, что разбирали декорации и старались держаться подальше от нее, и добавила заговорщическим шепотом: – Наедине.
– Ну конечно, дорогая леди. В настоящий момент я снимаю комнату в уважаемом питейном заведении.
Ведьмы огляделись. Наконец Маграт рискнула предположить:
– Вы про тот паб?
В Большом зале Ланкрского замка было холодно и неуютно, а мочевой пузырь нового камергера здоровее не становился. Слуга стоял и извивался под взглядом леди Флем.
– О да, – заверил он. – У нас их много. Множество.
– И люди ничего не предпринимают? – спросила герцогиня.
Камергер удивленно моргнул.
– Простите?
– Люди их терпят?
– Конечно, – радостно сообщил камергер. – Считается добрым знаком, если у вас в деревне живет ведьма. Уж поверьте.
– Почему?
Камергер замялся. Последний раз он обращался к ведьме за помощью из-за некоторых проблем с прямой кишкой, что превратили посещения уборной в ежедневную пытку. Благодаря горшочку с мазью жизнь страдальца стала куда легче.
– Они помогают разрешить разные жизненные трудности.
– Там, откуда я родом, мы ведьм не терпим, – твердо отрезала герцогиня. – И здесь им хозяйничать не позволим. Предоставишь нам их адреса.
– Адреса, миледи?
– Где они живут. Так понимаю, уж сборщикам налогов эта информация известна?
– А, – несчастно протянул камергер.
Герцог подался вперед на троне:
– Они же платят налоги?
– Ну не совсем платят, милорд…
Повисло молчание. Наконец герцог не выдержал:
– Продолжай.
– В смысле, совсем не платят. Мы никогда не требовали, да и старый король не думал… В общем, они не платят.
Герцог накрыл рукой ладонь супруги.
– Понятно, – холодно сказал он. – Очень хорошо. Ступай.
Камергер с облегчением отвесил короткий поклон и, пятясь, покинул зал.
– Ну и ну! – воскликнула герцогиня.
– Согласен.
– Это вот так ваша семья управляла королевством? Да ты просто обязан был убить своего кузена, хотя бы в интересах рода. Слабые не заслуживают жизни.
Герцог поежился. Теперь жена до конца дней будет напоминать о случившемся. В целом Флем не возражал против убийств, особенно если просто отдавал приказ, а выполняли его другие. Но убийство родича положительно торчало у него как нож поперек горла или – как он припомнил точнее – в печени.
– Именно так, – выдавил герцог. – Разумеется, следует помнить, что в стране множество ведьм, и будет непросто найти тех трех, с болота.
– Это не имеет значения.
– Конечно.
– И возьми дело в свои руки.
– Да, любовь моя.
Взять дело в свои руки. Он и так уже влип в это по уши. Стоило закрыть глаза, как в памяти возникала картина: тело короля летит вниз по лестнице. Не почудился ли Флему тяжелый вздох в темном углу? Нет, они с женой остались одни. Взять дело в свои руки! Да он их еле отмыл. Ему казалось, что если смыть с рук кровь, то вроде как ничего и не было. И Флем тер и тер ладони, пока не закричал от боли.
В общественных заведениях матушка чувствовала себя неуютно; вот и теперь с деревянной спиной сидела за стаканчиком портвейна, отгородившись им словно щитом от всех соблазнов мира.