– Жаль, н-н-не пристрелил его т-т-тут, – запоздало шепнул Заика, и Хрольв бросил на него недоумевающе опасливый взгляд. Что болтает тут этот дурак? Выстрелить стрелой в человека, вот так запросто читающего волшебные висы – то же самое, что направить стрелу в собственное сердце. Ну, уж нет, Хрольву отнюдь не улыбалось погибнуть от собственной же стрелы.
– Не спеши так, Дирмунд, – успокоил Заику друид. – Не много толку в такой смерти, гораздо лучше сначала опозорить соперника, да так, что навеки закроется для него путь в Валгаллу.
– Да, так, п-п-пожалуй, лучше, – злобно сверкнув маленькими, похожими на свиные, глазками, согласился Заика и тут же внимательно посмотрел на Ирландца: – А ты-то за что так не любишь сына Сигурда-ярла?
Молодой друид усмехнулся. Он давно уже ждал этого вопроса, и ответ был готов.
– Мне кажется, сын Сигурда не очень-то подходит на роль хозяина усадьбы, – твердо заявил Конхобар, посмотрев прямо в глаза Заике.
Тот лишь понятливо усмехнулся. Значит, недаром, ползали по Бильрест-фьорду слухи об отношениях Ирландца и Гудрун – старшей жены Сигурда. Да, Гудрун, несмотря на всю ее придурь, была неплохой хозяйкой: жестокой, властолюбивой, хитрой. Однако, что толку от этого ему, Дирмунду Заике?
А еще нужно было помнить о братьях Альвсенах, что владели обширной усадьбой на другом берегу Радужного залива. Рыжебородые верзилы – грубые неотесанные мужики с руками, словно кузнечные молоты – тоже имели права на усадьбу Сигурда: Сигурд-ярл приходился им двоюродным дядей по матери, это считалось очень близким родством, и не раз и не два бросали братья алчные взгляды на усадьбу. Все остальные обитатели Бильрест-фьорда хорошо знали об этом и со страхом ждали смерти Сигурда – в том, что она вызовет целую вереницу кровавых распрей, никто не сомневался. Мир в Радужном заливе держался лишь на авторитете старого и больного Сигурда-ярла – нельзя было ему умирать, никак нельзя.
– Очень красивое у тебя ожерелье, хозяйка, – повстречав у овина Гудрун, льстиво заметил Ирландец.
– Да уж. – Усмехнулась та. – Немало серебра отвалил за нее Сигурд на рынке в Скирингссалле.
И правда, красиво было ожерелье, красиво и изящно: янтарь – солнечный камень, сердолик, бирюза и яшма, перемежались крупными золотыми подвесками с изображением волшебных птиц и животных.
– Многие бы позавидовали такому ожерелью, – не унимался Конхобар. – Пожалуй, за такую драгоценность можно нанять полдружины или парочку-другую берсерков.
– Да, это так. – Кивнула Гудрун, по всему видно было, что похвала Ирландца ей очень приятна. – На ночь запираю его в сундуке, – понизив голос, сообщила она. – Почему-то не очень-то доверяю рабам, особенно во-он тому уроду. – Она кивнула на Трэля Навозника, рыхлившего мотыгой землю неподалеку.
– Да уж, урод редкостный. – Согласно кивнул Ирландец. – Смуглый, темноглазый, черноволосый, такому украсть что-нибудь – раз плюнуть. Но, хозяйка Гудрун, не рабов беречься надобно, а других воров, тайных…
– Это кого же? – настороженно переспросила Гудрун.
– Того, на кого и не подумаешь никогда, – закрыв тему, уклончиво ответил Ирландец.
Опасаясь оборотня Форгайла, Конхобар, хорошенько подумав, решил избавиться от Хельги несколько иным – вовсе не самым радикальным – способом: сделать все, чтобы тинг изгнал сына Сигурда из Бильрест-фьорда. Станет Хельги нидингом, уйдет, неизвестно куда, вот и волкодлаку Форгайлу вроде бы нечего станет делать в округе – уйдет на поиски, вот только, как бы не прихватил с собою его, Конхобара, чего уж никак не хотелось бы. Что-то нужно было придумать. Ну, во-первых, несколько ослабить могущество Черного друида – принести древним богам хорошую жертву, не какого-нибудь там барана, а жертву настоящую, человеческую. Пусть видят боги – и он, Конхобар, ничуть не хуже Форгайла! Во-вторых, хорошо бы направить волкодлака на след юного нидинга, да так, чтоб Форгайл знал точно, где находится Хельги, и обошелся бы без помощи Конхобара. Для этого можно было бы через третьих лиц предложить Хельги бежать, хотя бы с помощью того же Хастейна Спесивца, чьи драккары вот-вот должны были пожаловать в Бильрест-фьорд. В общем-то: сгинул бы где-нибудь на чужбине сын Сигурда-ярла – самое милое было бы для Конхобара дело. И конкурента на усадьбу нет, и Форгайлу не к чему прицепиться. Вообще-то, хорошо бы, чтоб и Форгайл вместе с Хельги сгинул, то-то была бы радость! Ирландец улыбнулся, рисуя себе радужные перспективы. Потом качнул головой, отгоняя грезы: хватит думать, действовать нужно, действовать.
А юному сыну Сигурда-ярла совсем вскружило голову предчувствие будущей славы. Да и, надо сказать, большую роль в этом сыграл и сам старый ярл. Уж как он радовался, когда Хельги оказался лучшим из молодых воинов, хоть, конечно, и не очень-то далеко ушел от того же Фриддлейва, а в чем-то от него и отстал, но, тем не менее. По такому случаю, Сигурд вытащил из сундука серебристую кольчугу-бирни и торжественно вручил ее сыну: