Выбрать главу

– Есть!

– Есть!!

– Есть!!!

Три друга – Харальд, Ингви, Снорри – выйдя из толпы встали рядом с Хельги плечом к плечу.

– Есть.

К ним присоединилась еще пара молодых воинов, из тех, что были в лагере Эгиля.

– Стойте, и меня возьмите…

– И меня…

– И нас…

Старый Сигурд, не скрывая слез, плакал от счастья. Эта змея, совсем отбившаяся от рук, Гудрун, едва не ввергла его род в век позора. И только благодаря Хельги… Хельги…

А в голове у Хельги по-прежнему били барабаны. Громко, жизнеутверждающе, яростно!

Уже потом, вечером, когда от очага летели под темную прокопченную крышу яркие звездочки искр, Хельги попросил отца подарить ему одну вещь.

– Вещь? Выбирай любую, сынок.

– Я хочу единолично владеть рабом Трэлем Навозником.

– Владей. Я сказал.

– Отлично, отец! Слуги, позовите моего раба сюда.

Пригибаясь, к очагу подошел Навозник – смуглый, черноволосый, тощий – да, по меркам викингов, сущий уродец, ведь красивый человек должен быть белокур, светлоглаз и крепок.

– Слушайте все! – Встав со скамьи, сын ярла положил на плечо раба правую руку. – Отныне и навсегда я объявляю бывшего раба Трэля Навозника равным и свободным человеком. И никто не смеет быть больше хозяином над ним!

– Да будет так! – хором откликнулись друзья: Харальд, Ингви, Снорри… несколько парней с хуторов и прочие, и прочие, и прочие…

Навозник даже забыл поклониться. Вполуха выслушал Сигурда, разрешившего ему вести свое хозяйство рядом с усадьбой и пользоваться общим выгоном и местами для рыбной ловли. Не дослушал и выбежал из дому прочь. Во двор, за усадьбу. В новую жизнь, на свободу, на волю…

В самых воротах усадьбы повстречал его Велунд верхом на белом коне. Проводил глазами и, переведя взгляд на дом, улыбнулся. Внутри дома уже раздавались первые пиршественные крики…

Глава 13

Битва за снольди-хольм

Так убегалиВ страхе безмерномПеред Хельги враги,И родичи их,Как козы, бегутПо горным склонам,Страхом гонимы,Спасаясь от волка.
«Старшая Эдда» Вторая песнь о Хельги, убийце Хундинга
Июнь 856 г. Бильрест-фьорд

Этой весной совсем обнаглели волки. Снова не стало покою жителям дальних хуторов, да и в ближних усадьбах нет-нет да прошмыгивали под утро быстрые серые тени. И ладно бы дело было ранней весною, когда сводит от голода животы не только у волков, но и у людей, когда нет сил, чтобы выследить и поймать жертву, когда одиночке – верная гибель, и только стая, спаянная в единое целое крепким и злобным вожаком, имеет шансы выжить. Стая была – с десяток волков-трехлеток, из которых несколько узкомордых самок, был и вожак – огромный черно-серой масти зверь со светлой полосой на хребте, от хвоста до холки. Не было в округе волка хитрее, злее, проворнее, хоть и казался он на вид несколько тяжеловесным – если б приспичило вожаку встать на задние лапы, вряд ли кто из людей был бы выше. Огромный волк жестоко правил стаей: стоило кому-нибудь из проблемных трехлеток чуть приподнять хвост – и тут же вожак сломя голову кидался в бой, сбивая непокорного с ног черным стремительным ураганом, и сразу же вгрызался в шею или в белое беззащитное брюхо. Вожак не знал пощады. Но и стая с ним не знала голода даже лютой северной зимою. Ничуть не опасаясь охотничьих ловушек, нагло, стремительно, ловко волки врывались на хутора и усадьбы, хватали прямо из загонов овец, а, бывало, разрывали и собак на шевелящиеся кровоточащие части, которые тут же исчезали в волчьих утробах. И не только собаками ограничивалось дело. И не только голодной зимою. Вот, в самом конце мая, один из младших детей хозяйки Курид с Ерунд-озера, отправился за хворостом в ближайший лес. И лес-то был рядом, однако что-то долго не приходил парень. Кинулись искать – и обнаружили на поляне лишь дымящиеся кровью ошметки: все, что осталось от мальчика. Еще, не так давно, был такой же случай в Снольди-Хольме, с малолетним племянником Торкеля-бонда. Того, племянника, не Торкеля, правда, сожрать не успели, но руку порвали крепко, хорошо, помощь вовремя подоспела – только и видели серых. А мальчишка, зажимая окровавленную, почти что уже и отгрызенную, кисть, старательно сдерживал стоны. Лишь в глазах его стоял страх. Уже позже, дома, он рассказал о том, что один из волков – черный огромный зверюга – кажется, понимает человечий язык и умеет читать мысли. Почему ему так показалось, мальчик не пояснил, показалось почему-то – и все:

– Уж больно глаза у него страшные. Черные, пронзительные, совсем не волчьи…

Ну, конечно же, не волчьи! Это были глаза Черного друида Форгайла, вот уже около года наводящего ужас на всю округу в образе страшного оборотня-волкодлака. Не отходя далеко, кружил Форгайл-Волк в окрестностях Бильрест-фьорда, все выжидал удобного случая вторгнуться в тело сына Сигурда-ярла. Да вот беда, случай все не представлялся. То ли колдовство оказалось слишком слабым, то ли сопротивлялись местные колдуны, то ли плохо работал младший жрец Конхобар, которого что-то в последнее время совсем стало не видно в усадьбе Сигурда – сколь ни вглядывался Форгайл, неслышно подкрадываясь к усадьбе почти каждый вечер, а так и не увидал своего помощника, видно отправился тот куда-то по хозяйственной надобности, либо сгинул где. Это плохо, коли сгинул. Где ж найдешь теперь помощника? Эти-то, серые, для контактов с людьми совсем не годятся. Вот и думал про себя Форгайл, решал задачу, все выжидал. Умел ждать, этого не отнимешь, однако, чем больше ждал, тем сильнее дичал, в волчьей-то шкуре! Уже стало нравиться ему разрывать клыками сырое трепещущее мясо, лакать свежую кровь да крыть волчиц – в такие минуты совсем забывал Форгайл о том, что был когда-то человеком, одно в нем естество оставалось – волчье.