Но Рольф снова смягчил:
– Согласись. Пока. А потом мы их на колени всех поставим. Чем воевать против всех конунгов, лучше захватить Гардарику и вернуться в Фрисландию победителем.
Видя, что ярл уже согласен, он хмыкнул:
– И потом, славянки красивы, возьмешь себе наложниц, сколько захочешь…
Рюрик едва ни захохотал в ответ, но тут увидел чью-то тень у крыльца! Кто-то их слышал! Одним движением ярл бросил свое тренированное тело через преграду, но и тот, кто стоял внизу, тоже успел исчезнуть. Если это свой, то он не стал бы прятаться. Кто же это? Рольф тоже заметил тень, но по тени трудно угадать человека.
Рюрик чувствовал себя просто отвратительно. Нет, он не был ни ранен, ни болен, но занимался делом, совершенно несвойственным варягам, – размышлял. Назвать его глупым или редко думающим ни у кого бы не повернулся язык, Геррауд из рода Скъельдунгов умен и расчетлив. А главное – Рюрик, как все варяги, никогда не сомневается, решения принимает молниеносно и так же быстро выполняет. Но сейчас Геррауд в сомнении, и это хуже всякой болезни. Есть отчего. Славяне зовут собой править. Только как-то так зовут, словно по договору, – на время и на своих условиях. Трувор твердит, что согласиться можно на что угодно, а там показать этим глупцам, что варягам ставить условия себе дороже.
Геррауд вздохнул, он и сам не мог объяснить, что же так мешает просто принять предложение славян. Вернее, где-то в глубине души понимал, что боится уйти от моря, от остальных конунгов, боится стать сухопутным червем. Нет, он рожден на море, в нем должен и покоиться! С другой стороны, славянские земли богаты, так богаты, что об одном воспоминании о дани скорой руки сами тянутся к мечу – забрать все себе, никому не отдать. Может, прав Рольф, и впрямь стоит взять их под себя, поставить на колени, а потом… Потом он уйдет обратно и просто выкупит Фрисландию? Оставаться до конца жизни в болотах Гардарики конунг даже не мыслил. Конечно, хорошо бы поручить славян кому-то вместо себя, но руководить огромным делом издалека нельзя, хоть на время, а придется переселиться туда.
Вместе с тем Рюрик хорошо понимал, что даже предвидя все неприятности такого похода, он все равно пойдет, потому что отдать кому-то богатейшие земли и дань с них просто не сможет. Зачем же тогда сомнения? Надо идти, и все! Конунг вздохнул, конечно, виной всему возраст, еще десять лет назад он даже не задумался бы, просто сходил и взял. Если поход вдруг оказался бы неудачным, то за ним последовал новый, более успешный. А теперь ему много лет, и следующего может просто не быть…
До самой весны не давал ответ ладожанам Рюрик.
Руки у Сирка дело делают, а голова думает. Слышал он разговор конунга Рюрика с зятем его Рольфом про то, как их земли захватить. Вроде и ничего особенного, сами же ладожане зовут Рюрика к себе, да только врезались ему в память слова Рольфа, что надо с Ладоги только начать, остальное потом захватится. А ну как так и выйдет, сядет Рюрик на Ладоге в крепости, станет дань брать с проходящих кораблей, попробуй его оттуда выкури. А как на Ильмень пойдет? У него силы хватит, вон Рольф сколько голодных викингов привел. Как псы, на любую добычу кидаются. Что же это получается, сами себе ярмо на шею призывают? А дома все неладно, грызутся промеж собой славяне и чудь, кривичи да весь. Вроде людям и делить нечего, земли вволю, воды тоже, леса полны, сколь хочешь бери пушнины, а богатеям все мало. Вот и конунгу этому тоже. Ему Ладога не нужна, дань с нее да с остальных земель славянских нужна. А славянам князь хороший надобен, чтоб судил да рядил по совести. Как ожидать совести от чужака? Что будет? Подумать, так и Сорок прав, нужна защита Ладоге от викингов, от набегов, да только как распознать, чтоб та вольная защита хуже горькой неволи не оказалась.
Решил для себя Сирко, что как вернется в Ладогу, заберет Радогу с Зоренем и уйдет подале, туда, куда люди Рюрика не сразу доберутся. Сидят же словене да чудь в глуши на огнищах. Лучше за соху взяться, только не тянуть ярмо подневольное.
Наконец стал проседать на солнце грязный снег, обнажая сваленные за зиму под ноги нечистоты и падаль. Даже дорожки не спасали, все вылезло наверх. Сирко удивлялся викингам, особо тем, что пришли с Рюриком. Эти люди не привыкли ограничивать себя ни в чем, если ели, то до рвоты, если пили, то так, чтобы вино или пиво сваливало с ног, если бились, то обязательно до крови, а еще лучше, до смерти.
Викинги едят так, словно голодали месяцами, рвут пищу руками, в ненасытные желудки проваливается все, что попадает на стол. И все вперемешку: мясо, рыба, сильносоленая говядина, потроха, репа, огромное количество лука, все это заливается пивом, вином, снова заедается раками, копченой и соленой рыбой, снова мясом… Жир, сало, мясной сок текут по рукам и одежде, это никого не смущает, они поистине бездонны. Орут в это время так, словно они в море в бурю, не привыкли есть молча. И так до тех пор, пока вино и усталость не свалят их спать на своих местах.