Пилот – долговязый парень где-то посередине между двадцатью и тридцатью, был распростерт там, где должен был бы оказаться хвост "Остера", если бы не вершины деревьев. Лицо у парня сильно побледнело и трудно сказать, был ли он в сознании: дыхание стало слабым и затрудненным.
Левая нога ниже колена представляла собой кровавую кашу. Толстяк сделал кое-что стоящее, остановив кровотечение из глубокой раны с помощью пары носовых платков. Но перелом был – будь здоров!
Больше ничем помочь мы не могли, разве что, стараясь, чтобы кровотечение не возобновилось, я привязал ногу к толстой ветви в качестве лубка и вытащил парня из-под обломков, пока он совсем не ослабел от шока. Потом отстегнул нож Фарберина от креплений на ботинке, передал его толстяку и сказал:
– Попытайтесь найти пару прямых стволов футов по трех длины и достаточно крепких.
– Ладно.
Он взял нож и заковылял в сторону сосен, продираясь сквозь кустарник.
Миссис Бикман наклонилась через мое плечо и спросила:
– Могу я хоть чем-нибудь помочь?
– Можете одолжить ему пальто. От шока он начнет замерзать.
Она сняла пальто, и я укрыл им парня. Он качнул головой и открыл глаза.
– С тобой все в порядке, сынок, – сказал я ему. – Просто перелом ноги. И через несколько минут я отвезу тебя на самолете.
Он прошептал:
– С ним все в порядке?
– По-моему, ни царапины. Ты выбрал для посадки лучшее место.
– Не смог дотянуть ни до реки, ни до дороги.
– Ты все сделал правильно. Как это у тебя приключился пожар?
Он закрыл глаза, передвинув голову только на миллиметр-другой.
– Даже представить не могу, как получилось.
– Давление масла было в порядке?
– Чуть ниже и неустойчиво. Но в пределах. До тех пор, пока не появилось пламя.
– Температура головок цилиндров?
– Чуть ниже, чем обычно. Я только немного переохладил машину.
– Не беспокойся...
Но сам я был несколько обеспокоен обстоятельствами. Пожары в двигателе в наши просвещенные времена так ни с чего не возникают.
В это время вернулся толстяк, волоча жерди, и мы приступили к работе. Привязали жерди к ногам еще парой носовых платков, затем я связал обе ноги вместе привязными ремнями, которые я срезал в "Остере". Затем мы просунули под него пальто миссис Бикман, оттащили парня на сотню ярдов и остановились перевести дух.
Толстяк пропыхтел:
– Между прочим, меня зовут Алекс Джад.
– А меня Билл Кери.
Мы пожали руки над распростертым пилотом, потому что мне показалось, что он этого хочет.
Толстая физиономия Джада формой напоминала персик. Все существенные черты и органы сгруппировались в небольшой оазис точно посередине. В более благоприятных обстоятельствах она выглядела бы доброй и веселой. Светлые волосы явно начали редеть, трудно было определить его возраст: что-то между 23 и 29. Галстук в широкую полосу был излишне грязен, чтобы определить его первородный цвет.
Я сказал:
– Мы его доставим в Рованиеми. Вы тоже полетите?
– Мы летели в Ивайло, но я лучше побуду с ним.
– Багаж?
– Около сотни фунтов.
Он и сам похож был на полновесную сотню.
Я подсчитывал взлетный вес и расстояние, пока мы тащили пилота последнюю сотню метров до "Бобра".
А когда дотащили, я все подсчитал: без багажа миссис Бикман и желательно без нее самой, взлетный вес будет не столь удручающим. Так я и сказал.
– Вы окажетесь в Ивайло достаточно быстро, – заверил я.
– Единственное препятствие – нужно ваше согласие провести полтора часа здесь, в этой глуши, в одиночестве.
– Меня это не слишком беспокоит.
И это прозвучало так, как если бы действительно так было.
Я принялся выгружать ее багаж. Для большей надежды на удачный взлет заодно размонтировал и выгрузил магнитометр.
Потом мы погрузили на борт пилота, Джада, его багаж, развернули "Бобра" в ту сторону, откуда я приземлялся – при взлете следовало считаться с боковым ветром, и единственно, чего я желал, – это участок дороги поровнее. Мотор набрал обороты и мы взлетели.
Когда "Бобер" набрал высоту, я связался с Рованиеми и попросил подогнать "скорую" прямо к реке, чтобы сэкономить время. Они обещали: "Будет сделано".
Покосившись на Джада, сидящего рядом, я спросил:
– Деловая поездка?
С кислой миной он согласно кивнул.
– И еще я надеялся порыбачить.
Действительно, среди багажа были два удилища.
– Смотрел, где можно добыть дешевой древесины... Здесь, для производства мебели.
– Вам действительно для этого нужен самолет?
– А что, этот можно нанять?
– Это моя работа.
Он пошевелил мозгами и сказал:
– Я это обдумаю.
Глава 11
Я вернулся на дорогу около Льюириоки ровно через полтора часа. Пальто миссис Бикман я нечаянно прихватил с собой, и она сидела на поставленном торчком чемодане в отутюженном темно-сером костюме как рекламная картинка шикарной одежды на фоне дикой природы.
Пожалуй, это не все, что можно было сказать по этому поводу. Она как-то естественно вписывалась в этот кусочек Лапландии, и в то же время возникало ощущение, что сама Лапландия принадлежала ей. Во всяком случае, этим свойством обладает не всякая женщина.
Я подрулил и резко остановил самолет всего в шести футах от того, чтобы снести ей голову пропеллером.
Она не сдвинулась ни на дюйм.
Я спустился вниз.
– Простите, запоздал.
– С ним все в порядке?
– Пилот? С ним все обойдется.
Теперь я принялся водружать ее багаж на борт. Затем установил магнитометр – прибор со стремительными обводами бомбы, подвесив его на зажимах на привод лебедки в хвосте фюзеляжа.
– К полету почти готов, – бодро отрапортовал я. – Не хотите спрятаться внутрь от москитов?
– Что вы собираетесь делать?
– Хочу осмотреть разбившийся самолет.
Она нахмурилась, но сказала:
– Я иду с вами, а то совсем закоченела в этом нейлоне.
Я прокладывал путь через заросли.
Самолет модели "Autocar" был зарегистрирован в Англии, о чем говорили зеленые буквы на хвосте, на голубом фоне оттенка утиных яиц. В последние годы в Британии гидропланами никто не пользуется, потому что во время войны понастроили множество аэродромов. Джаду для себя пришлось заказать специальное дооборудование. Выглядела машина весьма печально. Понадобится уйма работы, чтобы снова заставить ее летать и плавать. Стойки поплавков заклинило в направляющих, сами они сильно помялись, пока машина переворачивалась, оборвались передние растяжки креплений, так что поплавки раскинулись в стороны как огромные ступни. Нос почти уткнулся в землю. Одна лопасть деревянного пропеллера отлетела, но не расщепилась, значит пилот выключил мотор в воздухе, перед тем, как врезаться в землю. Дверь кабины висела открытой на уровне моих плеч. На панели приборов запекся сгусток крови пилота. Привязные ремни, которые я не срезал, свисали вниз, как лозы дикого винограда. Я захлопнул дверь, чтобы непогода не завершила процесс разрушения.
Миссис Бикман нетерпеливо спросила:
– Что вы там так долго изучаете?
– Ничего никому не говорите, но я думаю, то, что я изучаю, называется аэроплан.
Признаки пожара как такового не особенно просматривались, не считая черного нагара в нескольких дюймах позади капота и густого, устоявшегося запаха сгоревшего масла, резины и просто гари. Машина была теперь холодна, как лед. Я повернул монеткой винты крепления, и капот, щелкнув, открылся. Внутри двигатель выглядел как кусок говядины, лежавшей прямо на солнце не меньше месяца. Он был покрыт грязной затвердевшей пеной углекислотного огнетушителя, пронизанной обожженными проводами, похожими на съежившиеся вены и сухожилия.
Среди хаоса в почти скапотировавшем самолете мне понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться. Я установил местоположение карбюратора и обследовал идущий назад и через переборку топливную магистраль – и нигде не обнаружил повреждений. Потом проследил масляные трассы. Сам бак был перевернут. Основная масса содержимого теперь образовала липкую дорожку на земле под самолетом. Я сбил ссохшуюся корку углекислой пены и извлек масляный фильтр наружу. В нем скопилось много шлака, большая часть на стенках сетки фильтра. При открытой системе распространялся сильный запах бензина. Я установил масляный фильтр обратно на место, счистил корку пены с остальных частей двигателя, чтобы скрыть следы исследований. Затем открыл крышку масляного бака, чтобы слить из системы остатки масла. И отметил для себя, что крышка бака была закрыта не как положено.