Лодка причалила к берегу, и пожилой тип в деревянных башмаках, загорелый до черноты, шустро выбрался из нее, придерживая за нос.
Мой полицейский одним движением отмел жаждущих помочь, взялся за корму лодки и просто вытряхнул все ее содержимое на берег в трех футах от воды.
Его напарник едва успел выпрыгнуть. Он был меньше, тоньше, с острым птичьим лицом, наполовину скрытым солнечными очками.
– Кто это? – деловито осведомился он.
Здоровяк ответил:
– Он их может опознать.
Второй снял очки и бросил на меня быстрый, подозрительный и мгновенно оценивающий с головы до ног взгляд, в основном потому, что он был из такого сорта людей.
– Один из них – Адлер, – заявил он. – Другого я видел, но не знаю. А вы?
Я протиснулся вперед и взглянул на трупы.
У Оскара была сломана шея; никому не советую смотреть на человека со сломанной шеей, перед этим специально не подготовившись. Другой был весь в рваных ранах, лицо сильно пострадало, но все же было узнаваемо.
– Я его знаю, – заявил я. – Мика Эскола. Он работал на меня.
– На вас?
Солнцезащитные очки снова были на месте, что сделало его холодным въедливым следователем.
– Вы знали, что он был в этом самолете?
Толстый коп сказал:
– Нет нужды сейчас в этом копаться.
И повернулся ко мне.
– Где вас можно найти?
– У меня сегодня полет.
Маленький фыркнул. Большой сказал:
– Если вы вернетесь к ленчу, можете лететь.
Я кивнул и стал продираться сквозь толпу, которая была занята активным обсуждением, как это случилось, сколько народу погибло и в каком они были состоянии. И все это происходило по крайней мере на четырех языках, так как большинство зевак были постояльцами отеля.
Кто-то осторожно взял меня за руку. Я стряхнул чужую руку, а уже потом взглянул, кто это был.
Александр Джад, толстяк.
– Еще раз приветствую, – улыбнулся он. – У вас все в порядке, и вообще как дела?
Он определенно не выглядел человеком, за день до этого побывавшим в авиационной катастрофе. На нем был новый отглаженный светло-серый костюм, кремовая рубашка и другой полосатый галстук. Теперь он выглядел рассудительным типом, хорошо считающим, холеным и готовым купить Лапландию по сходной цене. Но был он здесь не по этой причине.
– Откуда вы взялись?
– О, моего парня устроили в госпиталь, и надолго. Так как больше я ничего не мог сделать, то вчера вечером последним рейсом прибыл сюда. Что за катастрофа?
– Финский пилот и еще один парень.
– Кто?
Было ли в его голосе беспокойство?
Я ответил:
– Молодой финн. Делал кое-что для меня... прежде.
– А... – он кивнул. – Я уж было подумал, не случилось ли чего с вами.
– Держу пари, это так и было, – угрюмо буркнул я.
Он взглянул на меня в известном замешательстве, проступившем на толстом лице.
– Я не совсем...
– Давайте-ка отойдем в сторонку.
Мы прошли немного по берегу.
– Я хотел бы, чтобы это была наша последняя встреча, Джад. Именно так, я хочу видеть вас в последний раз.
Озадаченное его лицо выглядело презабавно, но однако он не обиделся.
– Я не понимаю, что вы...
– Отлично. Вы вызываете у меня тошноту. Вы – один из парней департамента иностранных дел, который народ называет секретной службой. Я не знаю, что у вас тут за дела, и не хочу знать, но зато я прекрасно знаю, что вы под колпаком у другой стороны, замешанной в этом деле. Если у вас еще есть сомнения, будьте уверены, что вчерашний пожар в моторе отнюдь не случайность. Вернувшись туда, я взглянул, что и как. Никаких сомнений, это не случайность.
Лицо его расползлось в симпатичную открытую улыбку.
– Я ужасно сожалею, мистер Кери, мне бы действительно очень хотелось быть секретным агентом, но я всего лишь бизнесмен, специалист по древесине. Если желаете, могу доказать.
И он захихикал, издавая сочные счастливые звуки.
– Бьюсь об заклад, вы способны это доказать. Департамент иностранных дел можно было бы считать сонными бездельниками, если бы вы не могли. Но вот что доказать невозможно, это что в реальной жизни существует деревообделочная фирма, которая пустилась бы на безумные расходы, переделывая "Остер" в гидроплан, а я-то знаю приблизительно, сколько это стоит. Дороговато для единственной поездки в Финляндию. Так что специальное использование предполагалось заранее. В Британии теперь гидропланы вообще не используют.
Он достал из нагрудного кармана металлический контейнер с парой сигар и предложил одну мне.
Я отрицательно покачал головой.
– Благодарю, сигареты непоправимо испортили мой вкус.
Я наблюдал за ним, пока он вытащил сигару из контейнера, тщательно осмотрел ее и сунул в рот. Подождал, пока он чиркнул зажигалкой, и лишь потом сказал:
– Кроме того, я обнаружил ваш радарный детектор там, где вы его спрятали. У него десятисантиметровая антенна-приемник, а это длина волны, которую русские используют в своей пограничной радарной сети, так что, как я полагаю, вы планируете в одну из ночей пересечь границу.
Пламя зажигалки даже не дрогнуло, он просто поднял на меня глаза, в которых мешались печаль и скрытое удивление, вынул сигару и сказал:
– Сожалею, мистер Кери, но это выше моего понимания.
– Послушайте, Джад, я не пытаюсь вас раскрыть, как агента. Так или иначе вы это сами уже сделали. Когда вы вчера взлетали, ваш масляный бак был полон бензина. Все, что рассказал пилот о том, как вел себя мотор, с этим точно согласуется: в среднем давление низкое, но с прыжками: блокируемое шламом и саморазблокирующееся бензином, как растворителем. Между прочим, когда я открыл бак на вашем самолете, все вокруг провоняло бензином. Трюк старый, но не без недостатков. Он может вызвать заклинивание или пожар мотора, но не гарантирует, что вы погибнете. Так что в следующий раз ваши противники попытаются использовать что-то поэффективнее. Именно это подводит черту нашим коммерческим переговорам: я не хочу из-за вас погибнуть. Все предложения по использованию моего самолета отменяются, и я больше не желаю иметь с вами никакого дела. Никаких персональных отношений – у меня и так предостаточно своих собственных трудностей.
– Уверен, их у вас хватает, мистер Кери.
Сигара отлично тлела, и казалось, это единственное, что его заботило.
– И все-таки, я думаю, экспертиза установит, что у нас просто перегрелся мотор.
– О, да, конечно, – я кивнул и тоже закурил. – Даже отбросив на момент соображения по поводу радарной аппаратуры, Джад, вспомните, что я пилот. У самолетов типа "Остер" двигатели воздушного охлаждения, и практически невозможно перегреть такой мотор лапландской осенью. Но и это можно не принимать во внимание, если вам угодно. Просто я хотел прояснить тот факт, что кто-то вас пытается убить. Мне приходилось прежде встречаться с народом, торгующим лесом. Если бы я доказал одному из них, что его кто-то старается убить, он бы немедленно оказался на верхушке ближайшего дерева и благим матом орал бы "Мама!". Так вот, в следующий раз вас попытаются убить, и нечего, черт возьми, так нахально улыбаться.
Я зашагал по берегу, оставив его отравлять воздух сигарным дымом, и направился в город.
Глава 14
Следующие 20 минут я потратил на приобретение нескольких ярдов проводов и 24-вольтового звонка, затем поймал попутку до аэропорта. Там одолжил на время инструменты и приспособил провод и звонок так, что когда перодержатель самописца магнитометра отклонится на определенную величину, звонок зазвенит у меня над ухом.
Я просто хотел не пропустить момент, когда разбогатею.
Затем я занялся тщательным осмотром самолета. Потратил куда больше времени, чем на обычную утреннюю проверку, зато в итоге был уверен, что в масляном баке именно масло и не подстроено ничего такого, что перевернет меня вверх ногами в десяти футах от земли.
Какие-то резоны кому-то расправляться со мной представить я не мог, но не мог и не принять во внимание, что за последние двадцать четыре часа Лапландия потеряла два гидроплана. Теперь мой оставался единственным. И чувству одиночества нечего было противопоставить.