Возможно, я сказал это от чистого сердца, потому что он покосился было на меня, но затем снова любезно уставился в сторону.
Я встал.
– Встретимся на улице через четверть часа. Мне надо увидеть одного человека в ангаре. Идет?
– Отлично, сэр. Я начну грузить свой багаж, если ваш самолет не заперт.
– Он не заперт. И достаточно давно.
Я улыбнулся и кивнул головой, что было ошибкой, поскольку голова болела все сильнее, и зашагал дальше, размышляя о том стиле жизни, при котором можно выделить пять – шесть недель, чтобы найти и убить медведя.
Техник из ангара узнал меня, и не успел я приблизиться, в одной руке он уже держал бутылку, а в другой открывалку.
Половину бутылки пива я выхлебал единым духом, а вторую половину стал потягивать понемногу.
Некоторое время погодя он спросил:
– Как дела в Стокгольме?
Он говорил по-шведски, чтобы облегчить мне разговор.
– Прекрасно, насколько я в состоянии вспомнить.
– Что сказал человек от "Де Хэвиленда"?
Я летал туда специально, чтобы узнать, что предложит агент фирмы-изготовителя сделать с "Бобром", дабы сохранить его для следующего сезона.
– Он был очень вежлив и любезен. Во всяком случае, он не рассмеялся.
– Он сказал, что тебе нужен новый мотор?
– Он сказал, что мне нужен новый самолет.
Техник мрачно покачал головой.
– Это и я мог тебе сказать. Но тебя бы это огорчило.
"Бобры" относились к самым прочным самолетам, построенным в наше время. Проектировали их для сельскохозяйственных работ в условиях Канады, но даже "Бобры" стареют. Мой "Бобер" постарел за несколько секунд, когда некий пилот финских ВВС попытался мягко посадить его на небольшом озере. Кое-как военные вытащили его из леса и сбыли по бросовой цене – мне. Я проделал всю работу, на которую был способен, вроде установки пропеллера, но один из поплавков так и не смотрел по линии, фюзеляж был деформирован настолько, что ни одна дверь плотно не закрывалась, а подшипники мотора ходили ходуном, как задница кинозвезды.
– Он назвал тебе стоимость капитального ремонта двигателя?
– Он сказал, что если отремонтированный двигатель разовьет полную мощность, то весь самолет развалится в воздухе.
Техник снова покачал головой.
– Может быть, ты сможешь найти работу на зиму.
Это всегда было проблемой. Большинство чартерных рейсов и вся авиаразведка прекращались с первым снегом. Каких-то несколько лет назад мне удавалось находить работу зимой в Норвегии, или в Германии, или в Австрии; но теперь там получили слишком много авиатехники собственного производства. Прошлой зимой пришлось ставить "Бобра" на ремонт в Хельсинки; похоже, то же самое предстоит и в этом году.
Но даже работа зиму напролет не позволила бы мне купить нового "Бобра"; все, что мне для этого было нужно, – найти никель. По старым договорам с "Каайа" размер премии был таков, что покупку можно было сделать немедленно.
Я спросил:
– Мика далеко?
Техник кивнул в конец ангара. Я прошел туда. Мика прислонился к стене, наблюдая за человеком, возившимся на верстаке с блоком электронной аппаратуры.
По окладу, который я ему платил, Мика был моим ассистентом. Он садился сзади меня и следил за записями магнитометра и сцинтиллометра, а когда они выходили из строя, их ремонтировал. Как оказалось вскоре после того, как я его нанял, он с новенькими правами пилота искал настоящую работу, а не собирался протирать штаны наблюдая за электронной бессмыслицей.
Я постучал Мику по плечу и он встрепенулся, отогнав грезы о командовании всей реактивной авиацией Финляндии.
– Самописец уже в порядке? – спросил я.
Он показал на блоки на верстаке, пояснив без особого интереса:
– Нужно сделать пару новых деталей. Как результаты в Стокгольме?
– Когда прибор будет готов?
Мика пожал плечами.
– Ближе к вечеру.
– Я должен перебросить одного охотника, недалеко, на несколько миль. Вернусь через пару часов. Если к тому времени самописец не будет готов, сними нам где-нибудь пару комнат, но только не в "Полярном".
Оставь его без четких указаний, и он закажет нам лучшие номера в городе. По его мнению некоторая наглость должна помогать пилотам поддерживать себя на должном уровне.
Мика пожал плечами и вновь подпер стену.
– Ладно, – бросил я. – Придется мне идти зарабатывать нам на хлеб. Не порти глаз, наблюдая за чужой работой.
Пока я ходил в ангар, Хомер погрузил в "Бобра" большую часть своего багажа, и даже разместил его разумно относительно центра тяжести. Он до этого летал на малых самолетах. Я сбросил на его ящики грузовую сеть, привязал ее по углам, и мы были готовы к вылету.
Глава 2
Курс на север я держал до тех пор, пока мы не покинули зону видимости Рованиеми. Сидевший справа Хомер к этому времени снял плащ и шляпу. У него были тонкие, вьющиеся, почти белесые волосы, придававшие ангельский вид. Серые венецианского сукна слаксы и коричневая с черным кашемировая спортивная куртка только прибавляли впечатления о размере его счета в банке. Он уловил мой взгляд и отстегнул привязные ремни. Сиденья "Бобра" – отнюдь не клубные кресла, но он довольно легко приспособился.
Я закурил, он отказался. А через некоторое время спросил:
– Где именно вы собираетесь меня высадить, сэр?
Ему пришлось кричать это довольно громко, чтобы перекрыть шум воздуха, врывавшегося внутрь по периметру дверей кабины.
Я передал ему карту и ткнул в то место, куда держал курс.
– Здесь маленькое озеро, сразу же у речки Верийоуки. Вам нужно будет отыскать старую хижину примерно в миле к северу, а в пяти милях выше по течению должны быть медведи.
Некоторое время он изучал карту, но из-за мелкого масштаба та была слишком грубой, чтобы сделать какие-либо выводы о медведях, кроме одного: судя по ней, это был один из пустейших уголков Финляндии.
Затем Хомер спросил:
– А местность там такая же, как под нами, сэр?
Я посмотрел вниз из окна.
– Очень похожа. Возможно, немного скалистее. Места вокруг везде примерно одинаковы.
Мы перевалили через гряду невысоких гор, идущую с востока на запад. Деревья, большей частью канадские ели, были раскидистыми и приземистыми, пытавшимися найти там внизу хоть какие-то средства к существованию. Канадская ель пустит корни в клочок коврового мха, если нет ничего лучшего, однако вершины некоторых гор так и остались голыми скалами. Среди деревьев просвечивал серый сушняк, рухнувший во время зимних бурь. Мы находились у полярного круга.
Хомер спросил:
– Вы считаете, я буду там совершенно один?
– Да, скорее всего, на двадцать пять миль вокруг там нет ни души.
Эти Кемийонки-Верийоуки расположены в том месте, которое на карте выглядит большим выступом Финляндии в Россию в восточном направлении. Фактически скругление границ произошло иначе: после войны Россия вклинилась севернее и южнее этого выступа, Среди соображений, по которым это было сделано, фигурировали никелевые рудники Петсамо; вот почему поиски новых месторождений никеля считались столь приоритетной работой.
Русские не захватили выступ, потому что владение им ничего им не давало. Лесоматериал был слишком тонок, чтобы с толком его разделать, а земля слишком каменистой, чтобы ее возделывать. И никто не нашел в ней хоть каких-нибудь полезных минералов. Пока. И все, что было здесь – это скалы, или медведи, или охотники за первым и вторым.
Мы летели, разделенные грохотом стремительно стареющего "Бобра". Потом я спросил:
– Вы прибыли сюда только чтобы поохотиться на медведей? Я считал, что медведей полно и в Штатах, и в Канаде.
– Они есть там, сэр, и я собственноручно подстрелил несколько штук. А теперь я хочу попытаться добыть европейского бурого медведя.
Я тщательно подобрал слова, тон и осторожно спросил:
– Что вы делаете в свободное время. У вас свой бизнес?