– И почему же у нас должно возникнуть желание иметь с вами что-то общее, мистер Кери?
– Потому что полиция стережет мост в Ивайло, и я уверен, что норвежская граница на севере тоже под контролем. Вы не проедете и пяти миль на этом засвеченном автомобиле, даже если бросите трейлер. Добраться отсюда домой можно только на самолете, а у меня такой имеется.
Клод спокойно пояснил:
– Летом он здесь летает и занимается геологоразведкой. Зимой работы найти не может, так что обычно на зиму консервирует самолет.
Кениг проигнорировал его замечание и произнес голосом, столь же твердым и размеренным, как логарифмическая линейка:
– И почему это полиция интересуется нами, мистер Кери?
– Потому что кто-то подстроил Оскару неисправность закрылков, так что он перевернулся и разбился при приземлении.
В результате новой порции информации в комнате воцарилась тишина. Но это была не та тишина, которая воцаряется среди людей, неожиданно охваченных приступом смущения: я оказался не в той компании. Нет, это была тишина быстрой оценки новой ситуации.
Клод еще сильнее прижался к стене, на которую перед тем облокотился, Ильза замерла со стаканом коньяка на полпути ко рту. Кениг осведомился:
– На основании чего вы это заявляете, мистер Кери?
– Я видел саму аварию. Сейчас извлекают обломки. Когда все, что осталось от "чессны" поднимут, эксперты в Хельсинки получат доказательства. И захотят узнать, на кого работал Оскар.
Я энергично наклонился вперед.
– Теперь давайте обсудим наши дела, пока ночь не кончилась. За десять тысяч швейцарских франков я переброшу вас в южную Финляндию. За двадцать тысяч это будет Швеция или Норвегия – что хотите.
Кениг слегка улыбнулся.
– Мне кажется, я смогу убедить полицию, что мистер Адлер в последнем полете не работал на меня.
Я кивнул и продолжил.
– Затем, конечно, убийство Вейко. Ваша машина была там как раз когда это обнаружили.
На этот раз мне удалось вызвать у экипажа самодвижущегося дворца настоящий шок. Даже у Кенига. По его лицу пробежала серия ничего не значащих гримас и улыбок, но из-за всех ужимок в меня упирались глаза, напоминающие стволы дробовика.
– Кто вам это сказал?
– Я видел сам. И рассказал полиции, но теперь у них есть другие свидетели, которые видели, как грузовик мчался через город. Сожалею, конечно, и все такое, но о таком факте умолчать было нельзя. Это ваш парень, Клод, позвонил им и пытался взвалить всю вину на меня.
Покончив с виски, я откинулся в кресле.
– А вы фантазер, мистер Кери.
Но пауза после моего ответа была слишком велика и понадобилась, вероятно, для оценки новой ситуации.
– Давайте спросим его. Ведь только он мог это сделать. Никто другой не видел меня на дороге, никто не видел, что я входил в дом. Только он мог вовремя добраться до телефона и вызвать туда полицию. В округе телефона нет, только в городе. Видимо, слишком я не полюбился Клоду. Так что спросите его.
Кениг медленно повернулся к Клоду. Тот пожал плечами в замедленной французской манере, означающей "ничего-с-этим-неподелаешь". По выразительности плечи в сравнении с его лицом были как солисты на фоне стажера, исполняющего роль паралитика.
Кениг бросил что-то быстрое и нелицеприятное по-немецки.
Клод пытался возразить, но Кениг просто зашипел на него, и Клод заткнулся.
Я бросил свой пустой стакан Ильзе.
– Еще, пожалуйста.
Она удивилась, поймав его, и удивила меня тем, что не швырнула его мне в голову. Но, видимо, теперь она учитывала, что в моем распоряжении есть и другие козыри, кроме револьвера.
Кениг медленно процедил:
– Итак, вы из-за Клода считаете нас замешанными в двух преступлениях. И желаете, чтобы мы заплатили за исчезновение отсюда. Я прав, мистер Кери?
– Совершенно верно.
Он улыбнулся.
– Клод недооценил вас, и, стало быть, я получил от него недостоверную информацию. Вы не просто пилот, занятый авиаразведкой полезных ископаемых, ведь так?
Я покосился на него.
– Во мне есть неизведанные глубины.
Ильза опять принесла полстакана виски и посмотрела на меня сверху вниз с ленивой, томной улыбкой большой кошки.
Только для того, чтобы попрактиковаться, я тоже ответил подобающим взглядом.
Кениг сказал:
– Конечно, мы в состоянии убедительно объяснить небольшую дневную поездку Клода. Учитывая все это, – он обвел длинной рукой окружающую обстановку, – мне представляется, полиция не станет вести себя с нами так же сурово, как, кажется, она отделала вас.
Я провел рукой по щеке. Та распухла и теперь превратилась почто в одну большую опухоль, хотя кровь пульсировать почти прекратила. Затем я посмотрел на часы – половина первого ночи.
– Ну хорошо, – предложил я, – давайте немного поговорим про убийство Вейко. У меня есть время и виски.
Я поудобнее расположился в кресле и пошевелил рукой, в которой был пистолет, чтобы ее не свело. Полностью заряженный "Браунинг Н-Р" весил... сколько? – а, да, сорок одну унцию.
Потом отпил виски и начал все снова:
– Предположим, вы один из своего рода валютных дилеров в Швейцарии. Вся Швейцария занимается или подобной деятельностью, или производством часов. Так что остановимся на валютном бизнесе. Допустим также, что вы продаете соверены. Британские золотые соверены русским. Есть много каналов: через Германию, через Австрию. И один – через Финляндию, через Вейко. Неплохая идея. Граница здесь не так сильно охраняется. Конечно, если исключить русские радарные станции. Перебрасывать желаемое – достаточно солидный груз – можно весной или осенью. Четыреста – пятьсот фунтов веса за один раз – это составит... около тридцати тысяч соверенов. Изумительный фрахт для самолета: маленький объем, высокая цена. Принципы фрахта авиасредств не меняются только потому, что сам бизнес связан с каким-то мошенничеством.
Если рот Кенига с дымящейся сигаретой считать неподвижным центром, то вокруг него царила фантасмагория оскалов, полуулыбок и гримас.
– И кто же выполняет полеты?
– Конечно, Адлер. Это должен был быть или он, или я, но я точно знаю, что здесь ни при чем. И работал он, разумеется, на Вейко, не на Вас. Вы, полагаю, знали Вейко не хуже меня. Вы знали, что первая идея, которая придет ему в голову, – это как бы прикарманить какую-то часть соверенов. Сколько бы вы ему не платили, этого было недостаточно. Ему всегда было мало, вот почему он всегда оставался мелким лапландским жуликом, а не стал большим хельсинским воротилой. И, черт возьми, потому его в конце концов убили. Так, чтобы пресечь его излишнюю заботливость и ретивость в сохранности груза, Вы его предупредили, что русских заранее ставят в известность о размере каждой посылки. Единственным путем обойти это затруднение для него было организовать переплавку всех проходящих через него монет, добавить меди и отчеканить все монеты заново, на бывшем у него оборудовании.
Я взглянул на Клода.
– Ты не сумел его найти. Пресс помещен был в задней части печи, стоявшей в кабинете. Вместе с довольно приличным количеством золотых заготовок.
Клод продолжал смотреть на меня так, словно я был пятном на спинке стула.
Я почувствовал приступ зевоты. Это меня удивило; если не считать присутствия при авиакатастрофе, обнаружения трупа, временного выключения из игры пары полицейских, удержания группы людей под дулом пистолета и совсем небольшого перелета, я не совершал в тот день никакой титанической работы. Глотнув еще виски, пришлось продолжить.
– Исходный золотой сплав соверенов содержит восемь или девять процентов меди. Ну скажем, он подмешивал еще пятнадцать процентов, и, вероятно, немного серебра, чтобы предотвратить излишнюю красноту. Так это обеспечивало пятнадцать лишних соверенов с сотни. И с полного груза он имел для себя более трех тысяч. Три фунта на каждые десять, неплохо. Однако это еще не все.
Я встряхнул головой, в ней появилась какая-то тяжесть.