– И это все? А как насчет ударов бутылками по голове?
– Они не в счет. Те люди, как и я, в розыске. Они не будут жаловаться.
– Ну ладно. Где твой самолет?
Я глубоко вздохнул.
– Это серьезное дело, миссис Бикман. Три человека за последние два дня убиты. Два самолета потерпели аварию. Финны думают, что дело в шпионаже, и я готов согласиться, что они правы. Но не могу понять, как все эти события между собой связаны. Зато я точно знаю, что пока никого не убил, хотя просто по удачному стечению обстоятельств, поскольку мне не раз пришлось в открытую размахивать пистолетом, а от этого до стрельбы – один шаг.
– Все так действительно серьезно?
– Да.
– Прекрасно. Раз теперь ты пришел к выводу, что твои дела серьезны, почему бы не переломить себя и не признать, что мои дела не менее серьезны?
– Вся эта чертовщина началась, когда женщинам предоставили право голоса, – буркнул я.
– Если я уязвила твою сатанинскую гордость, вытаскивая тебя из проклятого трейлера, ты всегда можешь вернуться и сдаться и начать все сначала. Перезрелая блондинка в адмиральском свитере, кажется, очень жалела, когда ты уходил.
– Они собирались спалить трейлер... вместе со мной.
Она задумалась, затем сказала:
– Это было бы верхом тупости. В такое время года они могли бы сжечь весь лес.
Я устало бросил:
– Остановите здесь.
Машина задергалась, это сопровождалось оглушительным грохотом в коробке передач. При этом она крутила рычагом переключения скоростей, словно замешивая пудинг. И резко бросила:
– Проклятые европейские машины!
Мы вышли. Она тут же заявила:
– Не вижу никакого самолета.
– Вы можете минуточку помолчать? – завопил я. – Конечно его не видно. Иначе полицейские давно бы его отсюда утащили.
С трудом мне удалось взять себя в руки.
– Надолго вы наняли эту машину?
– Я не нанимала, я ее купила.
Мне бы следовало догадаться. Я уперся лбом в дерево и попытался кое-что обдумать. Затем сказал:
– Теперь послушайте. Если полиция обнаружит эту брошенную машину, то станет беспокоиться, что с вами случилось. И может даже прийти к выводу, что вы со мной, если начнут подозревать, что я еще не покинул страну. Но с другой стороны, никто, возможно, не начнет беспокоиться до полуночи, когда может всполошиться отель. И вы до этого времени должны вернуться.
Она нетерпеливо бросила:
– Клянусь, ты можешь толочь воду в ступе часами. Где самолет?
Я вернулся к машине, нашел бутылку виски и сделал большой глоток.
Это не слишком помогло, но зато здесь я сам принимал решения. Отогнал машину с дороги на дальнюю от озера сторону, чтобы не привлекать внимания, озера, запер ее и зашагал к воде.
С востока веял легкий ветерок, небо было в перистых облаках с прогалинами и горизонт, если смотреть вдоль островов, был в дымке с припозднившимся туманом или, что вероятнее, с дымом от лесного пожара.
Мотор никак не хотел заводиться, а когда запустился, один цилиндр не развивал мощности, хотя бы на преодоление веса своего собственного поршня. Пока остальные цилиндры прогревались, я наметил курс поперек озера, затем разворот на юг, в запретную зону, передал карту миссис Бикман и погнал "Бобра" на редане из узости. Он вяло разбегался, изрыгая резкие выхлопы.
Когда машина оторвалась от воды, я удержал ее близко к поверхности, и мы понеслись на бреющем, маневрируя между островами.
Глава 20
До моего озера было почти девяносто миль, так что сели мы незадолго до полудня. Я покружился над хижиной Хомера, чтобы он понял, что мы здесь, если сам был на месте. Затем высадил миссис Бикман на берег дожидаться, а самолет погнал к острову для дозаправки.
Я помнил, что там было около ста двадцати галлонов, и не хотел ничего оставлять. Что смогу – залью в баки, остальное загружу в задний отсек.
Но ста двадцати галлонов не было: в моем распоряжении оказалось лишь восемьдесят пять. Тридцать пять кто-то умыкнул.
Сначала я подумал о Хомере, но тот никак не мог истратить тридцать пять галлонов, даже если катастрофически нуждался в топливе для освещение и обогрев. Затем на берегу я обнаружил кучу пустых канистр. Единственным для этих мест средством, на котором можно переправить куда-то тридцать пять галлонов высокооктанового бензина, причем без канистр, была "сессна" Оскара, вернее, была до вчерашнего дня.
И рассказать Оскару о моем тайнике мог Мика.
Я залил баки под завязку, все что они могли вместить – около двадцати галлонов. Остальное разместил за последней переборкой. Потом наделал дыр в днищах пустых канистр и утопил их в озере.
Не следовало оставлять следов сверх тех, которых уж никак не избежать.
Затем направил самолет обратно к берегу, имея в баках горючего на четыреста морских миль, и все же с неприятным, зудящим чувством, что кто-то спер мой бензин.
Миссис Бикман ожидала на берегу в одиночестве.
– Никаких признаков его присутствия, – доложила она.
– Пошли к хижине.
– Будь он там, вышел бы сюда.
– Правильно. Но на худой конец мы можем у него стащить чего-нибудь поесть. Я пропустил и завтрак, и обед.
Она стояла на песке, слегка расставив ноги, руки уперев в бока.
– Ты уверен, что затащил меня туда, куда надо?
– Какого черта мне иначе понадобилось бы тащить вас сюда?
– Начинаю догадываться, и причем с отвращением.
У меня стало прорезаться понимание ее расположения духа.
– Вы, видимо, предполагаете, что после завтрака я планирую небольшое изнасилование. Должен сознаться – это единственный вид преступлений, в котором за последние несколько дней меня не заподозрили, так что с успехом можно наверстать упущенное.
По тропинке я зашагал к хижине. Когда я оглянулся, она стояла все там же.
– Если вся эта суета из-за того, что вы не умеете стряпать, то не волнуйтесь – я могу.
– Это звучит весьма учтиво и оставляет надежду, что какая-то порядочность у тебя все же сохранилась. А то я на сегодня уже досыта навоевалась, – надуто бросила она.
Я поморщился и зашагал дальше. На полпути вдруг вспомнил, что это в общем-то медвежий край, а я забыл забрать с собой с "Бобра" дробовик. Но у меня был пистолет Кенига... и его виски.
Если тринадцать пуль из "браунинга Н-Р" не остановят медведя, я всегда могу предложить ему выпить.
Хижина была пуста – по крайней мере Хомер отсутствовал.
Но его чемоданы все еще были сложены под окном, и на трех колышках вдоль стены висели три ружья.
– Узнаете багаж? – спросил я и пошел взглянуть на ружья. Одно было для охоты на оленей, калибр 7. Два других представляли пару прославленных дробовиков Парди: изделия ручной работы с чистыми, благородными линиями, без какой-либо вычурной гравировки. Четвертый колышек был пуст.
Миссис Бикман спокойно констатировала:
– Это его вещи, я сожалею о своих подозрениях.
– Хомер забрал ружье для охоты на медведей, действительно, он говорил, что отправится поохотится.
Спальный мешок был скатан и лежал под ружьями, но брезентовый чехол с него исчез.
– Долго он может отсутствовать?
– Он сказал – два-три дня. Это было два дня назад. Если он ушел вчера, то нужно ждать через пару дней.
Она обследовала картонные коробки, в которых я доставил ему продукты.
– Куда он направился?
– Невозможно даже представить! Он мог отойти отсюда всего лишь на десяток миль, но затратить половину времени из запланированного трехдневного путешествия: здесь исключительно дикие, непроходимые края.
Она выпрямилась, держа в руках три банки консервов.
– Хорошо, хоть он оставил достаточно продуктов, так что я могу ждать.
Я отреагировал очень резко:
– Черта с два вы можете. Вы, здесь, среди диких лесов. Между прочим, до ближайшей дороги вам за день не дойти, учитывая вашу обувь и все прочее. И это медвежьи края. Нет, нет и нет, если он не вернется к вечеру, по дороге за границу я высажу вас около Инари. Потом вы сможете раздобыть в Хельсинки какого-нибудь пилота и за соответствующую сумму через пару дней он вас сюда доставит. Сожалею, но сам я не могу остаться.