— А потом помирились?
— Ага. Через два дня уже забылось всё. Ржали ещё друг над другом на тренировке: «Кто это тебя так отделал? Придурок один, но я ему тоже нос разбил», — подыграл Тим. — Да мы и сейчас, кстати, тоже спорим часто, и это нормально. Чем ближе люди, тем больше у них тёрок и возникает.
— Это неправильно, — я никак не могла согласиться с Тимом. — Чем ближе люди, тем они должны быть больше схожи во мнениях, подстраиваться друг под друга, уступать. Между близкими вообще не должно быть ссор!
— Ты сама говоришь «уступать», «подстраиваться»! Это уже один прогибается под другого, уступает своим интересам. А если не уступать? Может, твои интересы важнее?!
— Ради близкого человека можно и уступить.
— Всем ли?! И всегда ли? — Тим посмотрел на меня и чуть усмехнулся. — Да и с близкими людьми слишком много общей территории, площадь соприкосновения, поэтому на ней и возникают постоянные тёрки. И иногда надо всё-таки отстаивать то, что тебе важно, близкие поймут! Им нужно это знать!
— У нас и с одноклассниками порой возникают постоянные тёрки, но не все же близкие люди.
— Но чем важнее для тебя человек, тем важнее для тебя его, не знаю... благополучие. К примеру, какой-нибудь Захарченко подойдёт и попросит твой шарф потаскать. И будет послан далеко и надолго. А если Инга у тебя попросит шарф? Это уже будет иметь для тебя значение, и если Захарченко так никогда не сделает, то от Инги такое можно ожидать хоть каждый день.
— И мне не жалко для Инги шарф. Мне для неё вообще ничего не жалко.
Мы уже давно стояли около моего подъезда, но не расходились. Тим смотрел на меня. Было видно, что ему не терпится высказаться, и он раздумывал, стоит ли озвучивать мнение или нет, но потом прищурился и выдал:
— А если это будет не шарф? Ведь вчера ты ей не уступила.
Глава 8. Сломанная психика
Когда мы разошлись, я никак не могла выкинуть из головы наш разговор с Тимом: мысленно всё ещё с ним говорила, приводила аргументы. Мне казалось, он хотел сказать мне что-то важное, но не стал.
Из раздумий меня вывела мама:
— Яна, собирайся! Мы сейчас к Михаилу Захаровичу едем. Он сегодня до пяти в больнице будет.
— Мам, мне уже получше. Это был просто однократный срыв. Может, не нужно?
— Вот чтобы таких срывов больше не было и поедем.
Михаил Захарович — это психиатр в психоневрологическом отделении детской городской больницы. Ему уже было под пятьдесят, но выглядел он очень хорошо: добрый и позитивный дядька с проницательным взглядом и спокойным голосом, всегда умел расположить к себе и действительно радел за детскую психику, особенно за подростковую.
Когда я лежала в больнице, мне нравилось, когда Михаил Захарович приходил и говорил по душам. Его рассказы о суицидах и селфхарме порой пробирали до дрожи, ведь за словами стояли реальные случаи. Звучали истории страшно, но психиатр преподносил всё так , что появлялась надежда у тех, кто к нему попадал. Казалось, что всегда всё можно исправить. Его девиз, который прочно завис в голове после его рассказов: «Проживи ещё один день!»
Брошюра с его статьёй и этим девизом до сих пор лежала где-то в недрах стола. Суть статьи заключалась в одной фразе: когда настолько плохо, что стоишь на краю пропасти, нужно просто прожить ещё хотя бы один день.
Соню некуда было деть, поэтому мы отправились в больницу втроём. В коридорах со светло-зелёными стенами на меня сразу напали флешбэки, сердце начало сжиматься.
За последний год кабинет Михаила Захаровича практически не изменился, как и сам доктор. Мама с Соней остались в холле больницы, поэтому я зашла одна.
— Яна, привет! — улыбнулся врач. — Как жизнь без таблеток? Скоро уже будет год без них.
— Здравствуйте, Михаил Захарович! Жизнь стала намного ярче.
Он одобрительно кивнул.
— Что случилось вчера? Твоя мама за тебя испугалась.
— Небольшая истерика, но сегодня всё хорошо.
— Видимо, случилось что-то плохое для тебя. По шкале от нуля до десяти насколько ты бы оценила силу эмоций? Ты помнишь: ноль — даже не касается тебя, десять — твоя личная катастрофа.
— Наверное, на восемь, но в какой-то момент я поняла, что ничего не могу сделать, и меня словно выключило в ноль, а следом накрыла паничка.
Михаил Захарович снова одобрительно кивнул. Задал ещё несколько обыденных вопросов про общее состояние: сон, аппетит, настроение. Потом спросил про оценки, экзамены, учёбу, друзей и отношения с противоположным полом. Следом откинулся на спинку стула, соединил кончики пальцев ладоней, будто держал невидимый треугольник в руках (он постоянно так делал).