— Ну, когда же мы начнем строить наш дом?
— Завтра, — ответила я.
— Сейчас, — возразил Лёнька.
И вышло по его.
5
Буркут — поток. Просто поток. А мы думали, что это название реки, такой быстрой и такой шумной, что у нас под окнами будто беспрерывный гул ливня.
В морском прибое есть чередование: волна подойдет и отхлынет. Буркут же вырвался с гор, как мальчишка на школьную перемену, задержаться на минуту ему уже жаль: так и дует до Тиссы на одном дыхании.
И как же он клокочет полуметровыми водопадами, какая у него шипучая пена и вкусная прозрачная вода! Начинается он ключами, минеральными источниками. Близко начинается, в Карпатах.
А Карпаты — вокруг. Серьезные, мрачные, солидные мужики!
Мы с Лёнькой всю жизнь жили на равнине. А потом так долго ехали по степям, где только редкие круглобокие холмы, похожие на ленивых домашних волов, что вообще как-то перестало вериться в существование Карпат. Хотя и повторяли заунывно: «В горы, в горы…»
И вот собрались за полчаса.
С утра в Ужгороде лил дождь. Вечером мы были званы в гости к художнику, папиному товарищу, которому позвонили по телефону. Где-то про запас маячил таинственный профессор Марантиди, знаток источников. (Лёнька отыскал его имя в справочнике, а я наткнулась на заметку в местной газете. «Пойдем к нему?» — предложил Лёнька. «Как, к незнакомому?» — «Ты рассуждаешь сейчас, как мама: прилично, неприлично… У него фамилия, как у героев Конан-Дойля, а мы чужестранцы. По дороге что-нибудь придумаем».)
Но мы не пошли ни к художнику, ни к профессору, а вместо этого вдруг покидали в рюкзак пару джемперов, зубные щетки, мыльницу и за двадцать минут до отхода автобуса полетели через весь город на автобусную станцию.
Путешествие к горам началось.
За девять часов перед нами прошло все Закарпатье. Виноградники, грабовые леса, развалины замков — до сих пор воинственные и впечатляющие, — целая выставка униатских церквей, католических костелов, играющих радугой витражей, и совсем простеньких православных деревянных церквушек с флюгерами вместо крестов.
— Как ты здорово в этих стилях разбираешься, — с уважением сказал Лёнька. — А по мне, архитектура могла начаться прямо с крупноблочного строительства. Витражи-миражи, муть какая-то! В глаза их не видел.
— Вот и неправда! — возразила я. — Ты сам живешь в старинном доме, и на вашей парадной лестнице цветные стекла.
— Жил, — мрачно поправил Лёнька.
И у него и у меня одновременно засосало неприятное воспоминание. Но мы постарались заглушить его и принялись старательно смотреть на крестьянские домики, расписанные по фасаду, как пасхальные яйца цветами и травами. А где-то за древним городом Хустом стали попадаться и гуцульские хаты с окошками-зернышками под низко надвинутыми островерхими крышами из черной гонты. Эти, отвергая всякую пестроту, уже просто крашены густейшей синькой.
Мы считались в автобусе транзитными пассажирами: у нас были постоянные места, шофер знал нас в лицо. Раза два мы раскладывали на коленях припасы, солидно закусывали. На остановках разминали ноги, покупали у лоточниц пирожки. Даже поочередно задремывали, неизменно предупреждая бодрствующего:
— Появятся «мифы» — разбуди.
«Мифами» назывались Карпаты, в реальность которых мы все равно не верили.
Показалась Тисса, и до самых сумерек ехали пообочь с ней.
Мы устали, нас растрясло, и сквозь дремоту бормотали странные фразы, от которых давились бессмысленным хохотом.
— Прочь с дороги, куриные ноги! — провозглашала я.
— Компрачикосы догоняют автобус! — немедленно парировал Лёнька.
А автобус догоняли сначала дождь, а потом тьма.
Попутчики уверяли, что мы едем наконец-то между горами, но этого не было видно. Чернота, которая стояла отвесно возле окон, могла быть и каменной кручей, и просто тьмой.
Нас высадили посреди города Рахова под проливным дождем. Дома тускло освещались фонарями, под ногами скользила мостовая; и кроме нескольких торопящихся пьянчуг да влюбленной пары под одним зонтом, нам никто не попался.
Но зато утром, едва вышли из дверей турбазы, как оказалось, что мы проспали ночь в долине-чашечке, вокруг которой кольцом стояли горы! И были они так темны, и так сини, и так высоки, и такой холодный ясный воздух ринулся в наши легкие, и так шумел поток Буркут, что мы переглянулись, взялись за руки, разом позабыв обо всем плохом, что случалось с нами в прежней жизни.
6
А плохое у нас было вот что.