Близился закат и Шей Тал кормила хлебом гусей возле реки. Река была широкая и не успела замерзнуть. По черной воде плыли белые льдины. Когда они были молодыми, река замерзала полностью: от берега до берега.
Шей Тал сказала:
— Вы, охотники, ходили так далеко, а я видела этим утром на том берегу хоксни и диких лошадей.
Мрачный и угрюмый, Аоз Рун взглянул на нее и взял за руку.
— Ты всегда все говоришь против, Шей Тал. Ты считаешь, что разбираешься в охоте лучше, чем охотники? Почему ты не пришла встретить нас?
— Я была занята. — Она отняла руку и стала крошить хлеб гусям, окружившим ее. Аоз Рун с досадой отпихнул их ногой и снова взял ее руку.
— Я сегодня убил фагора. Я сильный. Он ранил меня, но я убил его. Все охотники и все девушки смотрели на меня. Но я хочу только тебя, Шей Тал. Почему ты не хочешь меня?
Она повернула к нему лицо с огромными блестящими глазами, в которых не было гнева, но в которых он мог легко вспыхнуть.
— Я хочу тебя, но ты сломаешь мне руку, если я скажу что-нибудь против тебя. Мы всегда будем ссориться. Ты никогда мягко не говорил со мной. Ты можешь насмехаться, издеваться, но прежним ты не можешь быть.
— Такой я человек. Но я никогда не сломаю твою красивую руку. Когда ты будешь со мной, ты забудешь все свои теперешние мысли.
Она ничего не ответила и снова стала кормить птиц. Беталикс зарылся в снег на горизонте и поджег ее волосы золотым сиянием. Все вокруг замерло. Лишь река мерно несла свои черные воды.
Он долго стоял, переминаясь с ноги на ногу, а затем спросил:
— Чем ты была так занята?
Не глядя на него, Шей Тал сказала напряженным голосом:
— Ты помнишь мои слова в тот день, когда мы хоронили Лойланнун. Я говорила в основном для тебя. Мы живем на заднем дворе. Я хочу знать, что происходит в остальном мире. Я хочу все знать, все понимать. Мне нужна помощь, но ты не тот мужчина, который может мне ее дать. Я учу других женщин, когда есть время, потому что это способ учиться самой.
— Что в этом хорошего? Ты только вносишь смуту в умы.
Она промолчала, глядя на реку, вода которой подернулась золотом заката.
— Мне следовало бы положить тебя на колено и выпороть, — сказал он.
Она сердито взглянула ему в лицо. Но тут же выражение ее лица изменилось. Она весело рассмеялась, блеснув белыми зубами. Затем она стыдливо прикрыла рот рукой.
— Ты действительно ничего не понимаешь?
Воспользовавшись моментом, он взял ее руки, привлек ее к себе.
— Я постараюсь быть нежным с тобою, Шей Тал. Потому что я люблю тебя, твои глаза, блестящие, как эта вода. Забудь про учение. Все можно делать и без него. Забудь и стань моей женщиной.
Он обнял ее, приподнял в воздух и гуси с негодующими криками разбежались от них. Когда она снова встала на ноги, она сказала:
— Не говори со мною так, Аоз Рун. Моя жизнь дважды драгоценна и я могу отдать себя лишь один раз. Знание важно для меня — и для всех остальных. Не заставляй меня выбирать между тобой и знанием.
— Я давно люблю тебя, Шей Тал. Я знаю, как ты относишься к Ойре, но не говори мне нет. Будь моей женщиной, или я возьму себе другую. Предупреждаю тебя, ведь я человек с горячей кровью. Живи со мной и ты забудешь все свои академии.
— О, ты только повторяешь себя. Если ты любишь меня, постарайся услышать мои слова.
Она повернулась и пошла к башням, но Аоз Рун догнал ее и остановил.
— Ты оставляешь меня после того как наговорила всяких глупостей. — Его манеры резко изменились, теперь он говорил зло, почти язвительно. — А что ты будешь делать, если я стану правителем Эмбруддока. Это не невозможно. Тебе тогда придется стать моей женщиной.
Увидев ее взгляд, он понял, почему он так добивается ее. Она мягко сказала ему:
— Так вот о чем ты мечтаешь, Аоз Рун. Ну что же, знания и мудрость — это тоже мечты. Нам обоим суждено добиваться своей мечты отдельно друг от друга. Я, как и ты, тоже не хочу, чтобы кто-то имел власть надо мною.
Он молчал. Шей Тал знала, что он признал ее довод справедливым, но он думал совсем о другом. Пристально глядя на нее, Аоз Рун спросил:
— Но ты же ненавидишь Нахкри?
— Он не вмешивается в мою жизнь.
— Но вмешивается в мою.
Как обычно, после удачной охоты было назначено празднество с рателем и обильной едой. К тому же мастера смогли сделать новое вино из зерна, так что выпивки было более, чем обычно. Пели песни, танцевали под музыку и пили, много пили. Когда опьянение достигло предела, многие мужчины поднялись в большую башню, где продолжали пить и откуда открывался вид на главную улицу. На первом этаже развели большой костер, дым от которого поднимался кверху, струясь вдоль стен. Аоз Рун был мрачен. Он не пел со всеми. Немного погодя он ушел из компании. Лэйнтал Эй видел, как он ушел, но не последовал за ним. Он был слишком занят дочкой, чтобы ходить за ее отцом. Аоз Рун поднялся по лестнице и вышел на крышу, чтобы глотнуть холодного воздуха.
Датка, который не любил музыку, последовал за ним в темноту. Как обычно, он молчал. Он стоял, обхватив себя руками, и смотрел в ночную тьму. Полосы тускло-зеленого огня полыхали в небе, вскидывая языки в стратосферу.
Аоз Рун с глухим стоном упал. Датка подхватил его, но Аоз Рун оттолкнул юношу.
— Что с тобой? Опьянел?
— Вот! — Аоз Рун показал рукой куда-то во тьму. — Она уже ушла, черт бы ее побрал. Женщина с головой свиньи.
— О, у тебя видения. Ты пьян.
Аоз Рун гневно повернулся.
— Не называй меня пьяным, сопляк. Я видел ее, говорю тебе. Голая, высокая, волосы до плеч, четырнадцать сосков. Она шла ко мне. — Он побежал по крыше, маша руками.
На крыше появился Клилс. Он держал в руках оленью ногу и слегка пошатывался.
— Вам обоим здесь нечего делать. Это Большая Башня. Сюда могут приходить только правители Олдорандо.
— А, трус, — подошел к нему Аоз Рун. — Ты уронил топор.
Клилс ударил его ногой оленя по шее. С ревом Аоз Рун схватил Клилса за горло и попытался повалить его. Но Клилс ударил его ногой в колено, толкнул его на парапет, окружающий крышу, и побежал.
Аоз Рун упал, голова его свешивалась с парапета над бездной.
— Датка! — крикнул он. — Помоги мне!
Датка молча подошел сзади к Клилсу, обхватил его колени, поднял в воздух и понес к парапету.
— Нет, нет! — кричал Клилс, отчаянно барахтаясь. Он обхватил шею Аоз Руна. Три человека боролись в зеленой полутьме — двое, пьяные от выпитого рателя, и Клилс, который протрезвел в борьбе за свою жизнь. Звуки песен, доносившихся снизу, служили мрачным аккомпанементом этой драме. Наконец они смогли разжать пальцы Клилса — его последнюю связь с жизнью — и он с криком полетел вниз. Они слышали глухой удар внизу.
Аоз Рун и Датка, тяжело дыша, опустились на парапет.
— Мы убили его, — сказал наконец Аоз Рун. Он со стоном прижал руку к больному боку. — Спасибо тебе, Датка.
Датка промолчал.
Наконец Аоз Рун заговорил снова:
— Теперь нас, конечно, убьют. Нахкри сделает все, чтобы убить нас. Люди ненавидят меня. — Помолчав, он добавил: — Но во всем виноват этот идиот Клилс. Он сам напал на меня. Это его вина.
Аоз Рун вскочил с парапета и стал расхаживать по крыше, что-то бормоча. Он наткнулся на оленью ногу, которую обгладывал Клилс, и со злостью швырнул ее в темноту.
Повернувшись к молчавшему Датке, он сказал:
— Спустись вниз и найди Ойру. Она должна сделать то, что я скажу. Пусть она приведет сюда Нахкри. Я видел, какими глазами он смотрит на нее, поэтому он пойдет за нею.
Пожав плечами и не сказав ничего, Датка ушел. Ойра работала в услужении у правителей, и так как Нахкри благоволил ей, служба ее была легкой. Лэйнталу Эй очень не нравилось, что она работает там.
Аоз Рун расхаживал по крыше и сыпал проклятиями. Вернулся Датка.
— Она приведет Нахкри, — сказал он. — Но я не хочу принимать участие в том, что ты задумал.